– Ольга!
Но вместо этого засипел, закашлялся, не смог сказать ни слова.
Ольга узнала ее – эту темноту, не похожую ни на одну другую. Она погрузилась в нее и теперь открывала рот, словно пытаясь проглотить ее, впитать в себя, впустить в себя, слиться с ней, самой стать темнотой. Ольга хотела разгрести ее руками, пропустить сквозь пальцы. Почувствовать. Схватить. Задержать. Но тело стало непокорным: не двигалось, словно залили бетоном. Лишь влажные глаза могли бесконечно шарить по непроглядной тьме: бегали-бегали, вглядываясь в черноту, искали-искали его, сына, Степашку. Где же он? Где?
Но знала Ольга, понимала Ольга – не придет Степка, не объявится, ни в ангельском обличье, ни в бесовском. Не по ее душу эта темнота. Не по ее.
Сейчас Игоря очередь.
И не услышит Ольга ни криков его, ни стонов его, ни плача его. Не разберет и других звуков. Будет лежать, в темноту таращиться, а уши словно заложит, воском закупорит. Состояние мучительное. Хуже бессонницы. Лежи себе, бездействуй, зная, что мертвец тем временем прошлое возвращает. Но не тебе. Не твое.
Смирись. Держись. Крепись.
Время тягучее, бесконечное. Лежи. Страдай. Считай в уме секунды, складывай в минуты, а затем в часы. Сбивайся. Начинай сызнова. Злись.
Лежи.
Молчи.
Терпи.
Игорь почувствовал, как кто-то трясет его за ногу. Нервно, требовательно. Так его в детстве бабка будила, словно боялась до остального внука дотронуться, вот и хваталась за ступню, вонзая в нее коричневые от старости ногти, дергая то вправо, то влево. Воздух, и без того невыносимо тяжелый, наполнился знакомыми Игорю ароматами – корвалола, пыльной одежды, дешевой пудры и духов, которые больше отдавали спиртом.
Так пахла бабка.
Игорь не выносил этого запаха, он задыхался от него. Он задыхался даже от каждой отдельной его ноты. На счастье, мало кто пользовался такими же духами. Да и духи ли то были? Больше похоже на одеколон «Саша». Возможно, «Красная Москва». Или чем там в бабкиной молодости обливались? Пудра тоже лишь у бабки была такая вонючая. Да и пылью от людей редко пахнет. Вот только корвалолом иногда несло от старушек в магазинах или возле подъезда. Игорь от этого запаха убегал.
Но сейчас бежать некуда.
Но сейчас бежать никак.
Чья-то рука теребила ступни Игоря. Чьи-то ногти вонзались в его ногу. Все глубже и глубже. Глубже и глубже. Игорь почувствовал, как рвется его кожа, как острые когти входят в его плоть, разрезают мышцы на стопах, рвут сухожилия, добираются до самых костей.
Он застонал. Громко крикнуть не получилось. В горле пересохло, даже – сдавило.
– С добрым утром, Валенька.
Бабкин голос звучал из темноты. Игорь не видел ее, но отчетливо представил бабкино могучее тело, огромную грудь, широкие плечи, полные руки, волосы под сеткой, влажный лоб, мясистый нос и злющие-презлющие глаза.