– Где же ты прячешься? Вот она я. Перестала тебя избегать. Я по-прежнему тебя боюсь, но сейчас я не чувствую этого страха. Должно быть, твое ледяное дыхание убило во мне все чувства, заморозило мои внутренности. Сердце больше не гонит кровь по моим венам, сердцу уже все равно.
– Мне все равно.
– Так где же ты? Почему не идешь?
Темнота из избы стала выливаться на улицу, растекаться по белому снегу, попутно лизать Ольге то руку, то ногу, то вдруг в спину ударяться.
Женщина шагнула за порог, пропуская тьму. Что ей толпиться-томиться внутри? Клубами дыма рвалась наружу чернь, покрывала темными пятнами белый-белый, чистый снег.
Ольга все шагала и шагала вперед, пытаясь дать темноте дорогу: очень не хотелось вновь в нее погрузиться, в ней даже дышать было трудно.
Чернота все равно толкалась, кусалась. От очередного ее толчка Ольга упала в сугроб лицом. И не захотелось больше вставать. Тут, в сугробе, покойнее. Тут, в сугробе, больше не нужно ни с чем бороться.
Всю ночь не спал Игорь, но не слышал он ни черного голоса мальчика, ни безутешных криков Ольги, ни стука оконных рам.
Его словно парализовало – от кривых пальцев на ногах до самой макушки. Лишь глаза моргали. И с огромным трудом поднималась от дыхания грудь. Воздух стоял густой, втягивался крохотными порциями – еще немного, и совсем закончится.
А вокруг темнота беспросветная.
– Я умер?
Вот она, вечность, вот оно, послесмертие: черно, душно, глухо, мертво. И посреди всего этого обездвиженный Игорь.
Мужчина закрыл глаза: безумно хочется спать. Но не выйдет, не получится.
Бессссссссссссонница.
Игорь открыл глаза. И так – темнота, и этак – темнота. Может, он ослеп? Попробовал пошевелить мизинцем левой руки. Не вышло. И правым не вышло, и ногой – тоже, и шеей повертеть не удалось. Он сам себе теперь не хозяин.
Ужас медленно пополз по телу Игоря, поднимаясь от ног, скручивая живот, давя на грудь, хватая за горло. Холодный, голодный ужас лип к мужчине, просачивался внутрь него. И вот Игорь весь стал безмолвным ужасом. И не открыть рот, чтобы хоть часть кошмара выпустить из себя.
АААААаааааа – не получается крикнуть. Никак.
Промаялся до самого утра, промучился до самого рассвета. Игорь смирился было со своей участью, но едва в избе посветлело, как он прозрел. Тело на тяжелом выдохе вновь стало послушным, чуточку тугим, затекшим, но хозяину подчинялось. Пошевелил ногами – шевелятся. Покрутил головой – крутится. Поднял руку – поднялась.
Вздохнул громко. Удалось.
Счастье-то какое!