Камень не попал. Упал рядом.
– Дурак ты.
– Че?
– Че слышал.
Замолчали. Над водой острыми стрелками носились стрекозы – оскорбительно неуловимые, непонятно невесомые.
– А вот с фига ли ты на него взъелся? Мама говорит, он хороший.
– Вот и взяла бы его себе. Если такой хороший.
– Не, ну серьезно. Говорят, он раньше в заповеднике работал.
– Вот там бы и оставался. Убогий, блин.
Мальчик сплюнул в траву и уставился на друга. И неожиданно понял, что друг его необыкновенно глупый. Ничего в жизни не понимает. Читает книжки про корабли. И кораблей этих у него до дури и до потолка – на шкафах, на полках. А больше ничего и не знает. И лицо у него глупое как ватрушка. Даже удивительно, как эта сдобная дурость не стала заметна раньше.
– Ты чего смотришь?
– Так уж. Домой пора.
– Ну, пошли.
Врезать бы ему. Прямо в ватрушку.
– Ой, смотри! Вон. Змейки какие. Я их тут уже видел.
Змейки неподвижно лежали на камне – тонкие, блестящие, цвета красного кирпича. Одна будто почувствовала, что на нее смотрят, – приподняла темную треугольную головку и повернулась в сторону мальчиков. Другая, казалось, спала. Их спинки тускло поблескивали. Темные пятнышки походили на аккуратно приклеенные монетки.
– Ты куда?
– Сфоткаю на телефон. Тихо ты.
Он шел так медленно, как только мог. Помнил, что змеи видят только то, что движется. Тише, тише…
– Ты че, дурак? Они же змеи.