– Нет! Больно! – закричала мама, хватаясь за грудь. – Мне больно.
Дэвид крепче прижал ее к себе, надеясь хоть как-то облегчить незавидное положение. А Льюис тем временем спрыгнул с колен Дороти и направился к выходу.
– Мяу! – громогласно объявил кот.
Когда разрушилась стена, Льюис буквально шерстинками и кончиками усов почувствовал, как, лишившись своей сложной структуры, сомкнулись измерения дома и граница, разделявшая Альтеру и мир Дороти, не просто ослабла, а вовсе исчезла.
– Пора? – уточнил мистер Розен.
– Мяу, – твердо сказал Льюис.
– Мама, ты можешь встать? Нам нужно идти.
– Я не чувствую ног. Я… Я ничего не чувствую, – Дороти поддалась истерике и теперь плакала навзрыд.
– Хорошо, я отнесу тебя.
Дэвид с легкостью поднял маму на руки, потому что для своего роста она оказалась слишком невесомой – не тяжелее, чем весил сам Дэвид в десять или одиннадцать лет.
– Потерпи, родная. Мы со всем справимся, – старался успокоить ее мистер Розен, двигаясь к выходу под неостанавливающуюся тряску и уворачиваясь от осыпающегося потолка.
– Мяу, – кот подгонял хозяина и шел впереди, чтобы в случае чего первым заметить опасность.
Со всех сторон в стенах и потолке зияли бреши, через которые проникал яркий свет солнца. Никогда прежде ни один предмет в доме не чувствовал на себе теплые лучи, и теперь в последние минуты своей жизни они спешили согреться, сбросив с себя морок и гниль.
Лестница местами обвалилась, и потому Дэвиду пришлось аккуратно перепрыгивать через ступени, надеясь, что они все-таки выдержат и не увлекут путников в подвал дома, откуда, скорее всего, уже не выбраться. Безутешный плач и мольбы матери оставить ее в доме, возможно, могли бы зародить сомнения в душе Дэвида, но он не спускал глаз с Льюиса, грациозно преодолевавшего препятствия, и это придавало ему сил. Вход в кухню полностью завалило, а там, где прежде располагались бойлерная и отцовский кабинет, остались только горы мусора из досок и бетона. Среди них торчали обломки рамы с куском полотна, на котором все еще можно было различить черную дыру, пожирающую звезды.
Проходя мимо гостиной, Дэвид на секунду бросил взгляд на происходящие там события, и этого времени хватило, чтобы запечатлеть в памяти все до мельчайших подробностей.
Китобой Джек стоял посреди помещения, подняв Литэса над землей за горло. Чудовище, потерявшее слишком много сил, пыталось сопротивляться, но все, что оно могло делать, – лишь болтать руками и ногами в разные стороны, как будто это чем-то могло помочь. Некогда желтый плащ Джека полностью изменил свой цвет, поскольку его покрыла красная и черная кровь, принадлежавшая обоим противникам. Позади них на полу среди обломков мебели лежало безжизненное тело Леонарда со сломанным позвоночником. Его широко открытые глаза смотрели на сына с застывшим чувством тревоги. Последние секунды жизни он провел, думая не о себе, а о семье, которой ничем не может больше помочь.
Перед тем, как сердце совершило последний удар, он очутился на обратной стороне дороги от кафе «Приют Джона Данна», где через окно увидел трех человек: один стоял за стойкой, а двое сидели на высоких стульях спиной к нему. Чувствуя волнительную дрожь, Леонард перешел через дорогу и, миновав пустую парковку, прильнул к стеклу. Там в знакомой обстановке, которую он создавал своими руками, находился он сам, Дороти и маленький Дэвид. Они были счастливы. Смеялись, поедая мороженое, и пили горячий какао. Тот самый, что всю жизнь любила его жена.
– Пора, Леонард, – услышал он голос справа от себя.
Рядом, спрятав руки в карманы, стоял мужчина средних лет в длинном бежевом пальто. В его улыбке было что-то очень теплое и внушающее доверие.
– Куда? – спросил Леонард.