– Я существую, – новая порция стеблей ринулась к Дэвиду, но и в этот раз он оказался проворней.
– Нет, ты болезнь, по случайности получившая форму и план, которому неукоснительно должна следовать. И ты уничтожил мою семью.
– Лжец, твой разум опутан Джеком. Если бы Дороти успела вырезать сына из оболочки, то ничего бы этого не произошло, а теперь ты превратился в нечто гораздо хуже, чем ее слабохарактерный муж.
– Мой папа был хорошим человеком, Литэс, и не тебе его судить.
Сказав эти слова, Дэвид понял, что в действительности очень сильно любит отца, а в сердце и вовсе не сохранилось ни капли злобы, так как он понимает, что произошло с Леонардом. У любого человека, сколь хорошим и сильным он бы ни был, есть свой предел упругости, если так можно выразиться. Смерть Дороти стала тем, чего Леонард не смог перенести, и сломался. В такие моменты рядом должен оказаться кто-то, кто поддержит, не позволив упасть на самое дно. И только тогда у хорошего человека появится шанс спастись от саморазрушения. Но думая, что сможет справиться своими силами, отец Дэвида, того не понимая, пошел по пути жены, скрывавшей истинное положение вещей от других, и потому война, которую он вынужденно начал вести, оказалась заранее проиграна.
– Литэс, а ты знаешь, почему я тебе все это говорю? – с ухмылкой на лице спросил Дэвид.
– Хочешь вывести меня из себя, но ничего не получится. Сейчас я покончу с тобой!
Принимая человеческую форму, сгусток отделился от стены и уверенно встал на ноги. Его долговязая фигура больше не напоминала текучую грязь, а скорее походила на демона из какого-то фильма ужасов. На черном лице откуда-то из глубины выплыли большие белые глаза со зрачками странной неровной формы. Поначалу они двигались довольно хаотично, будто пытаясь обрести точку опору, и, все-таки найдя ее, уставились четко на Дэвида.
– Я отвлекал твое внимание, – пятясь назад и все так же крепко прижимая Льюиса к груди, чтобы тот чего доброго не вырвался в ответственный момент, сказал мистер Розен.
Льюис, не будучи дураком, догадался о том, что задумал хозяин, и потому и не собирался никуда бежать. Подавляя гнев, он неподвижно сидел на руках Дэвида и не сводил глаз с Литэса. Сейчас кота гораздо больше волновал исход грядущего столкновения, поскольку это могло стать определяющим звеном всей цепи.
– От чего? – Литэс приближался, раскидывая в стороны коробки и мебель. – Сейчас я сверну тебе шею, оболочка.
– Прежде чем ты это сделаешь, ответь на один вопрос, – могло показаться, что голос Дэвида чересчур хладнокровен для человека, загнанного в угол, но ведь на самом деле он им не был.
– Какой? – взревело чудище, устав от дурацких игр.
– Вы знакомы? Или, может быть, вас представить? – рукой Дэвид указал на самый верх лестницы, ведущей обратно в дом.
Там на первой ступени с тяжелым ржавым гарпуном в руках стоял Китобой Джек в своем желтом плаще, покрытом грязью и кровью.
– Ты! – оскалился Литэс. – Он настоящий! Я же говорил.
– Этот настоящий, – согласился мистер Розен.
Зная, как Литэс относится к Китобою, Дэвид осмелился предположить, что и Джек, преследовавший его, не питает большой любви к порождению шизофрении, хотя не мог этого знать наверняка. А раз так, то нет лучше способа избавиться от одного из них, чем натравить их друг на друга. И обнаружив, где прячется Литэс, Дэвид занимался только тем, что тянул время, пока Китобой не найдет к ним дорогу.
Могли ли копии Дороти остановить его? Конечно, нет. В то самое время, пока Дэвид разговаривал с Литэсом, Джек, пересекший границу дома, уверенно раскидывал напрыгивавших на него Дороти. Они разлетались в стороны, не причиняя великану ни малейшего вреда, а он продолжал идти вслед за Дэвидом.
– Литэс, – гортанный звук, вылетевший изо рта Китобоя, превратился в имя.