– Со стороны звучит достаточно смешно, хотя тебе, наверное, не понять. Представь, что один хороший друг к другому постоянно обращался бы: «Привет, Дмитрий Александрович!»
– Дмитрий Александрович? – переспросил я, не понимая, что он имеет в виду.
– Ах, да. У вас же отчеств нет. – Волков нахмурился. – Зато есть вторые имена! Вот какое у тебя второе имя?
– Роберт, – все еще не до конца понимая, к чему он клонит, ответил я.
– Роберт? Серьезно? Оно не очень тебе подходит.
– В честь дедушки.
– Прости. Так вот, представь, к тебе бы всегда обращались: Саймон Роберт. Разве не странно?
– Странно, но, так или иначе, меня так зовут.
– Ладно, не суть, – махнул рукой Волков. – Называй, как тебе больше нравится.
– Волков? – улыбнулся я.
– Вот и договорились! – разразился хохотом мой собеседник.
К нам подошла худенькая официантка лет восемнадцати и спросила, чего мы желаем. Волков заказал еще одну кружку пива, а я попросил большую чашку чая с корицей. Она кивнула и исчезла за дверями кухни. Эта молоденькая девушка была слишком худой для своего возраста: узенькие плечи, бедра, тонкие ручки и длинные пальцы, несмело держащие в руке огрызок карандаша и блокнот для заказов. Не могу точно назвать причину ее худобы, потому что их может быть довольно много. Вполне вероятно, у нее не хватает денег на еду, возможно, она больна, а может быть, всему виной нервы и переживания из-за юношеской любви. Когда она ушла, я сосредоточил внимание на Волкове, который сидел и все так же задумчиво смотрел в окно, постукивая по столу пальцами.
– Как ты? – осторожно спросил я.
– Все в порядке. Лучше скажи мне, как твое здоровье? Тебе стало лучше?
– Не сказал бы. Позавчера, когда я приехал домой, стало еще хуже. Тогда я отрубил себя обезболивающим, а когда очнулся, то не чувствовал никакой боли, все было прекрасно.
– Каким обезболивающим? – Волков нахмурился, заподозрив неладное.
– Не важно. Я подумываю лечь в больницу, чтобы обследоваться, и надеюсь, что ты не откажешься быть моим лечащим врачом.
– Если ты хочешь, чтобы я был твоим врачом, то скажи мне, какое обезболивающее ты принял.
Размышляя над тем, стоит ему говорить или нет, я буквально завис. С одной стороны, признание никак не поможет, а может лишь ухудшить отношение Волкова ко мне, с другой – он был врачом, и если я хотел во всем разобраться, то обязан был ему довериться.
– Морфий, – тихо сказал я.