– Алло, Саймон? Алло, – сквозь помехи пробивался мужской голос.
– Да, это я.
– Привет. Это Волков. Надеюсь, я тебя не разбудил?
– Нет, не волнуйся. Я уже не спал. – Это было правдой, хотя до конца проснуться я все же не успел.
– Отлично. Не хочешь перед похоронами встретиться в кафе «Старая лачуга» на Карловом проспекте?
– Что-то случилось? – заволновался я.
– Нет-нет. Просто мне не хотелось бы ехать на похороны одному, а так мы можем еще посидеть, спокойно пообщаться.
– Хорошо.
– Тогда собирайся. Я буду там через полчаса.
Волков повесил трубку, и на другом конце провода раздались гудки. Я выглянул в окно и увидел там ровным счетом все то же самое, что и вчера: не прекращающийся ни на секунду дождь, затапливающий улицы. Карлов проспект находился совсем рядом с кладбищем – буквально в пяти минутах пешком. Неудивительно, что Волков выбрал именно это место.
У людей принято одеваться на похороны в черное, дабы соответствовать скорбной дате в календаре. Но имеет ли это столь важное значение? Конечно, если кто-то придет в костюме клоуна, то люди удивятся и многие посчитают себя оскорбленными, но это не будет означать, что человек в костюме клоуна скорбит меньше других.
В моем шкафу в углу, позади остальной одежды, висел черный костюм, который я надевал всего лишь раз в жизни: на похороны тети Луизы три года назад. К большому сожалению, сегодня настал день, когда его снова придется надеть. Держать отдельный костюм для похорон достаточно глупо, но скажу честно: за все три года у меня ни разу не появлялось желания надеть его по другим случаям, так как он ассоциировался только с одним.
Я побрился, оделся и покинул квартиру, прихватив с собой дневник Майкла, который идеально поместился во внутреннем кармане пальто. С первого взгляда осенний день, властвовавший на улице, ничем не отличался от сотни других дней, которые незаметно пролетают, уступая место своим собратьям, но один факт делал его особенным. В мире полно людей, которые не знают и никогда не узнают о Жан-Луи и о нас – тех, кому он был так дорог и которые были дороги ему. Я, наверное, не имею права причислять себя к близким людям старого сказочника, но лично для меня он был немалой частью жизни, ведь во многом именно благодаря его сказкам я стал тем, кто я есть.
Попутный автомобиль подхватил меня на самом краю тротуара, а его добрый владелец согласился несколько изменить свой маршрут, чтобы проехать мимо кафе «Старая лачуга». Всю дорогу я перечитывал дневник Майкла в поисках упоминаний о его встречах с Жан-Луи. Таких записей оказалось довольно много. Все они были наполнены какой-то особой, ни с чем не сравнимой теплотой. Я читал строки, написанные погибшим четыре года назад человеком, о том, с кем сегодня мы должны проститься. В этом есть что-то странное и даже мистическое: когда я перечитываю эти записи, Майкл и Жан-Луи оживают. Они живут в далеком прошлом, занимаясь своими любимыми делами, но стоит мне оторваться от дневника и просто посмотреть в окно, как в ту же секунду они умирают вновь.
Дорога пролетела незаметно. Кафе оказалось совсем не похожим на свое название. Меня встретил тихий и просторный зал, в котором благодаря большим лампам, расставленным на каждом столике, и множеству люстр, света было предостаточно. Он лился из всех уголков, нежно стелясь по полу и стенам и буквально не позволяя тьме даже подумать о том, чтобы где-то здесь спрятаться. Волков сидел возле окна, допивая кружку пива. Я подошел к нему, похлопал по спине и уселся напротив.
– Здравствуй, Владимир, – поприветствовал его я.
– Привет, – ответил Волков и засмеялся. – Объясни мне одну вещь: почему вы, иностранцы, всегда называете нас, русских, полными именами?
– В каком смысле?
– В прямом, Саймон. Имя Владимир звучит несколько труднее и длиннее, нежели чем Володя, но, зная это, ты упорно продолжаешь называть меня Владимиром.
– Не знаю, просто привык. Над такими вещами редко задумываешься.