– Неужели тебе было настолько плохо? Ты понимаешь, что принимать морфий самому опасно? – Возмущение буквально вспыхнуло в нем.
– Прекрасно понимаю. Не волнуйся. Я сделал всего один укол, – соврал я только потому, что испугался.
– Хорошо. С морфием шутки плохи. Был у меня один знакомый врач-морфинист в России… Интересно, что с ним теперь стало? – задумчиво произнес Волков. – Ладно, это все дела давно минувших дней.
Воцарилось молчание, которое ни один из нас почему-то не хотел нарушать. Официантка принесла наш заказ и уточнила, желаем ли мы что-нибудь еще. Волков, широко улыбаясь, искренне поблагодарил ее и заверил, что пока нам больше ничего не требуется, а если вдруг что, то мы обязательно ее позовем. Мне показалось, что от его слов она покраснела и, чтобы скрыть свое смущение, поскорее побежала к новым посетителям. Мог ли я не врать Волкову? Нет, уже поздно. Не стоит его лишний раз волновать, тем более из-за такой мелочи.
– Когда мы говорили по телефону, твой голос показался мне взволнованным. Что-то случилось? – умышленно сменил я тему.
– В общем-то нет. Понимаешь, вчера вечером на меня навалились мысли о прошлом, о Жан-Луи, и вновь я думал о Майкле. До самого утра было чувство, что с минуты на минуту взорвусь, если с кем-нибудь не поделюсь. Я приехал сюда в сорок пятом году, когда закончилась война, и решил остаться, начав жизнь с чистого листа. Часть меня продолжала рваться обратно на родину, но я никак не мог избавиться от ужасов войны, что пережил дома. Мне до сих пор снятся кошмары. Слышу крики, полные боли и отчаяния, автоматные очереди, взрывы бомб. Прошлое не желает уходить. – Волков потер ладонями лицо. – О чем это я? Ах, да. Когда я только начинал работать в больнице, то частенько вспоминал слова моего отца. Он с детства твердил мне, что нужно планировать свою жизнь, думать о будущем. И я старался следовать его советам, даже несмотря на то, что позади осталась война, которой было абсолютно наплевать на чужие жизни. Но встреча с одним пациентом все изменила. Я даже не понимаю почему. Я по-настоящему осознал, что жизнь не любит, когда ее планируют. Ко мне на прием пришел молодой парень, мечтавший стать известным музыкантом. И у него для этого было абсолютно все: талант, деньги, упорство, поддержка окружающих. Он распланировал свою жизнь вплоть до мелочей, но все оказалось зря. Он пришел на прием с забинтованной рукой: оказалось, что где-то месяц назад во время поездки с друзьями на природу он сильно поранил руку. Тогда он, конечно же, не придал этому особого значения и просто перебинтовал рану. Но время шло, а рука продолжала болеть, и тогда он решил обратиться к врачу. Эх, если бы он пришел сразу, все можно было бы исправить…
– Гангрена?
– Да, гангрена. Он лишился кисти. И на этом оборвались его мечты стать великим пианистом. Как мы можем планировать что-то, если в следующую секунду жизнь может оборваться? Да, запланировать на вечер поход в театр – это прекрасно, но для чего пытаться расписать всю свою жизнь?
– Это не имеет смысла, – подтвердил я.
– Вот и я так думаю. Все-таки правы те, кто говорит, что жить надо сегодняшним днем. Прошлое исчезло в суматохе дней, будущее – лишь вероятность, а у нас есть настоящее, которое нельзя провести в раздумьях о миллионах вероятностей.
– Согласен. Мой отец умер, когда я был совсем маленьким. Я почти не помню его, но знаю, что он каждый день жил ради тех, кого любил, – нас. Он дал моей маме, брату и мне очень многое, и поэтому я ни в коей мере не могу сказать, что он прожил жизнь впустую. А вот люди, которые боятся всего и всю жизнь проводят, занимаясь одним и тем же делом, при этом забыв о своих мечтах, сжигают дни, как мусор на свалке. Их прошлое – это их настоящее, а будущее ничем не отличается ни от того ни от другого. Мне кажется, что в последнюю секунду жизни не должно быть стыдно за то, как ты провел отведенное тебе на земле время.
– Потому и становится очень грустно. Мы должны ценить каждый прожитый день и ценить близких нам людей, так как в следующее мгновение всего этого может не стать. Правда, сказать легко, а на деле все оказывается сложнее.
Я смотрел на Волкова и понимал, что именно сейчас он полностью осознал смерть Жан-Луи, который был, наверное, последним, кто по-настоящему соединял его с Майклом. Вместе с Жан-Луи окончательно умерла часть жизни Волкова, и теперь он это прекрасно понимал. Каков у него выход из ситуации? Принять и смириться. Это очень тяжело, но иного пути нет. Покончить с собой – путь слабаков. Но ведь Майкл покончил с собой… Получается, что он тоже был слабаком или, по крайней мере, стал им под давлением обстоятельств. Я уверен, что Волков никогда так не поступит. Ему нужно время, чтобы подумать, отдышаться, и тогда, может быть, в его жизни все наладится.
– Я так мало знаю о России, но мне всегда хотелось там побывать. Прости мое невежество, но я почти ничего не знаю даже о революции. Когда она произошла? В пятнадцатом году?
– В семнадцатом, Саймон. Понимаешь, эта революция дала людям надежду. Надежду на всеобщее счастье. Не знаю, что принято в мире думать о коммунизме, но это идеология, которая призывает к добру и помощи тем, кто находится с тобой рядом. Именно она и даровала людям надежду на то, что все будет хорошо. Сейчас я понимаю, что, какой бы светлой ни была идеология, ее испоганят люди со своей алчностью, эгоизмом, жестокостью и желанием наживы. Они сожрут ее изнутри и не позволят совершиться тому, к чему все так стремились. Это относится и к Советскому Союзу. Он возник из мечты, но уже сейчас внутри него началось гниение, которое творится руками людей. И однажды СССР перестанет существовать – его уничтожат твари внутри страны и недовольны вне ее, такие, к примеру, как США. Попытка построить мечту однажды превратится в огромное корыто для свиней, откуда будут жрать все кому не лень. И несмотря на это, я все-таки хочу однажды вернуться туда и бороться до последнего вздоха за то, во что я верю.
Неужели передо мной сидел тот самый Волков, которого я впервые увидел в больнице, когда только вышел на работу? Сейчас он был так не похож на самого себя. Даже в глазах не было того огня, что еще позавчера в них горел. Рано или поздно мы задумываемся обо всем, что происходит с нами, и это заставляет нас измениться. Порой перемены происходят далеко не к лучшему.
Мы около часа просидели в кафе. Волков выпил еще одну кружку пива и решил, что на сегодня хватит. Время похорон неумолимо приближалось, и нам уже пора было идти. Мы расплатились с официанткой, оставив ей на чай намного больше, чем следовало, и покинули «Старую лачугу». Выйдя на улицу, Волков остановился и начал рыться в карманах своего пальто.
– Что случилось?
– Я чуть не забыл… – сказал он. – После вскрытия в кармане Жан-Луи я нашел запечатанный конверт, адресованный тебе. Я не стал его открывать.
Волков протянул мне конверт, на котором было написано: «Саймону Брису с наилучшими пожеланиями». Как это письмо может быть для меня, если мы даже не были знакомы? Я порвал конверт и достал сложенный листок. На нем была одна-единственная фраза: «Секрет твоей жизни скрыт в смерти Майкла».