Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец

Некоторые сунниты считают, что чудеса святых (карамат) не простираются до степени пророческих чудес, не вызывающих сомнений (му"джизат)[125]. Они признают[126], что на молитву может прийти ответ и она будет исполнена или что может произойти что-то необычное. В ответ я спрошу их:

Что же здесь плохого, если подлинный святой, исполняющий религиозные обязательства, совершит нечто, превышающее обычный ход вещей?

Если на это скажут, что такое не подпадает под разряд предопределённого Богом, то это заведомо не так. Если ответят, что чудо предопределено Богом, но его явление истинным святым подразумевает отрицание пророчества и особых преимуществ пророков, то это также неприемлемо, поскольку святой особо отмечен чудесами (карамат), а пророк – несомненными чудесами (му"джизат). И святой есть святой, а пророк есть пророк, и они несходны меж собой, и данное предположение несправедливо.

Превосходство пророков определяется их возвышенным чином и их обережённостью от загрязнённости грехом, а не чудесами или несомненными чудесами либо поступками, которые превышают обычные.

Все пророки равны, поскольку все они имеют власть сотворить несомненное чудо (и"джаз), однако некоторые из них по чину выше других. И поскольку, несмотря на их равенство в отношении их деяний, одни пророки выше других, почему бы тогда и чудесам (карамат), превышающим обычный ход вещей, не ниспосылаться также и святым, хоть пророки и выше их?

Деяние пророка, превышающее обычный ход вещей, не приводит к возвышению или выделению одного из них среди всех, поэтому и в отношении святых подобное действие не приводит к возвышению святого над пророком, то есть по чину святой не уподобляется (хамсан) пророку.

Для разумного человека подобное рассуждение разъясняет все трудности по данному вопросу, с которыми здесь можно столкнуться.

«А представьте себе, что святой, чьи чудеса превышают обычный ход вещей, притязает на звание пророка!» – скажут мне. Я отвечу, что этого не может быть, поскольку святость подразумевает правдивость, а кто говорит ложь – тот не святой.

Более того, святой, который притязает на пророчество, заставляет усомниться [в подлинности] несомненных чудес, что является неверностью.

Чудеса (карамат) ниспосылаются лишь благочестивому верующему, а лживость – это отсутствие благочестия. Стало быть, чудеса святых подтверждают свидетельство пророков. Нетрудно примирить эти два рода чудес. Пророк подтверждает своё пророчество, утверждая реальность несомненных чудес, а святой, совершая чудеса, подтверждает и пророчество пророков, и свою святость.

Поэтому правдивый святой говорит то же самое, что и правдивый пророк.

Чудеса первого – то же самое, что несомненные чудеса второго.

Верующий, видя чудеса святого, вне всякого сомнения, лишь крепче уверует в правдивость пророка, поскольку между ними нет противоречий.

Точно так же и в законе, когда наследники равны в своих правах на наследство, если притязания одного из них признаны, то и притязания остальных утверждены. Однако этого не происходит в случае, если их требования противоречивы.

Поэтому, когда пророк являет несомненные чудеса как свидетельство, что его пророчество истинное, и когда его заявления подтверждаются святым, никаких трений здесь возникнуть не может.

О разнице между несомненными чудесами пророков (му"джизат) и чудесами святых (карамат)

Выше было показано, что самозванцам чудеса не даются. Теперь яснее проведём различие между чудесами, совершаемыми святыми (карамат), и чудесами, совершаемыми пророками (му"джизат).

Му"джизат совершаются на людях, а карамат происходят тайно, поскольку первые должны воздействовать на окружающих, а вторые имеют отношение лишь к тому человеку, которому они даются.

Являющему му"джизат ясно, что случилось нечто необыкновенное, а свершающий карамат может не иметь уверенности в том, что произошло чудо, и может думать, что это просто обман чувств (истидрадж).

Являющий му"джизат поставлен выше закона, и, сообразуясь с ним, он отрицает или принимает – в зависимости от того, что велит ему Господь, – то, что он просто обманулся в своих чувствах[127].