могу познать и a priori вывести только отношение к четвертому члену, а не самый этот
четвертый член; однако у меня есть правило, по которому могу искать его в опыте, и
признак, по которому могу найти его в нем. Следовательно, аналогия опыта будет лишь
правилом, согласно которому единство опыта (а не само восприятие как эмпирическое
созерцание вообще) должно возникнуть из восприятии и которое как основоположение
должно иметь для предметов (явлений) не конститутивную, а только регулятивную
значимость. То же самое следует сказать и о постулатах эмпирического мышления вообще, которые касаются синтеза чистого созерцания (формы явления), синтеза восприятия
(содержания явления) и синтеза опыта (отношения этих восприятии): они суть лишь
регулятивные основоположения и от математических основоположений, которые
конститутивны, отличаются, правда, не достоверностью, a priori присущей и тем и другим, а характером очевидности, т. е. интуитивным в них (а следовательно, и демонстрацией).
Здесь в особенности следует напомнить замечание, относящееся ко всем синтетическим
основоположениям: эти аналогии имеют значение и силу только как принципы чисто
эмпирического, а не трансцендентального применения рассудка и, стало быть, могут быть
доказаны только как таковые. Следовательно, явления должны быть подведены не прямо
под категории, а только под их схемы. В самом деле, если бы предметы, к которым должны
относиться эти , основоположения, были вещами в себе, то было бы совершенно
невозможно a priori узнать о них что-нибудь синтетически. Но эти предметы суть не что
иное, как явления, и полное знание о них, к которому в конце концов должны вести все
априорные основоположения, есть только возможный опыт, следовательно, эти
основоположения могут иметь целью не что иное, как только условия единства