Паруса судьбы

22
18
20
22
24
26
28
30

Кожа стянулась меж лопаток, со лба скатилась блестящей бусиной капля пота. Но тут же Мамон вспыхнул, и ноздри задрожали. Какая-то дикая разбойничья волна, не знающая границ, подхватила его. Он дерзким взглядом впился в лицо пирата и рыкнул:

− А что ж ты думал, ракушка лешебойная! Я пред тобой башкой цокать буду? Да подь ты козе в щель! Стреляй, песья лодыга! Чтоб те на сохе поторчать! Ну?! Чаво глаза остробучишь? Стреляй! Русак я, понял?!

Капитан «Горгоны» вздернул плечами. Скулы его лихорадило. Взгляды скрестились.

Гелль опустил дуло, скривил бескровные губы:

− А ты не такой глупый тунец, как показался при встрече…

Атаман широко расставил ноги, набычился. Внутри все клокотало от волнения. Он чувствовал какой-то жгучий трепет и в то же время радужное ощущение одержанной победы над этим холодным, как змея, иноземцем.

Теперь уж Рыжий не боялся, но инстинктивно ждал нового, пока еще неведомого, тайного удара.

Гелль двусмысленно кивнул, извлекая из-под плаща туго набитый замшевый мешочек:

− Это за услугу. Как говорите вы, русские, долг платежом красен.

С этими словами он брезгливо швырнул огорошенному Мамону кису. Тот споро поймал её, жадно ощупал, как бабью грудь, и, не веря своим глазам, ощерился в плотоядной улыбке. Увесистая, она сладко позвякивала и приятно оттягивала руку.

− Мне не надо твоей вонючей благодарности… − капитан осёк Мамона, открывшего рот, и, разрядив пистолеты, бросил их к его ногам. Изрытое морщинами лицо треснуло в ухмылке. Вслед за этим он шагнул и протянул руку.

Рыжий засопел в растерянности, мучительно соображая: нет ли здесь подвоха? Если нет, то целовать ли руку за пожалованную милость? Но затем выбросил волосатую лапищу и крепко пожал жесткую, как лиственничная щепа, ладонь.

Этим пожатием Гелль, как показалось Мамону, не только прощал, но и выражал свое невольное уважение его отчаянной дерзости.

Поросшее шерстью сердце главаря, быть может, впервые за пятнадцать последних лет дрогнуло, тронутое безмолвным прощением. Оловянные глаза смягчились. Он шкурой почуял, что с этого рукопожатия устанавливаются новые отношения и что он в глазах тертого чужака кое-что значит.

− Прощай, − отчужденно бросил старик. − Мы больше не почешемся бортами, я поднимаю якорь. Думаю, что сполна рассчитался с тобой… Желаю избежать виселицы, приятель.

− Куды навострился, капитан? − Мамон хищно прищурил глаза.

− Не суй нос в чужой сундук… Жить дольше будешь.

Коллинз повернулся и вразвалку зашагал прочь.

Рыжий проводил его хмурым взглядом, покуда тот не растворился в ночи. Затем нагнулся, подобрал пистолеты и, заткнув их за пояс, суетно развязал кожаный шнурок.

На мозолистую ладонь посыпались одноликие ржавые кругляши. Атамана словно парализовало. Он исступленно пялился на железо, потом швырнул его под ноги и зарычал в припадке бешенства.