Паруса судьбы

− В чем дело, Матвей?

− Командир порта требует вас в крепость.

− Отчего?

− А мне отколь знать, вашескобродие. Гонец на пристани коня мает. Велите нагрузить чем?..

Преображенский почесал щеку:

− Доложи, буду скоро.

− Дозволите отчалить, капитан? − лицо сахалинца не выражало ни удивления, ни понимания: пустая грифельная доска, ждущая, чтобы на ней что-нибудь черкнули.

− Ступай, − Андрей потянулся за кафтаном.

* * *

За крепостным частоколом казак-сторожевик, дуб мореный, щипнул Преображенского взглядом, признал, бросил два пальца к виску.

В центре площади в небо упиралась церковь с колоколенкой − праздничная, сахарная, что пасхальный кулич. Неподалеку возвышалась канцелярия порта, а за нею, точно грибы в лесу, подымались жилые дома, госпиталь, провиантский магазин, пороховой погреб, гауптвахта, питейный любезник, артиллерийский сарай с гаубицами, соляные амбары и прочие добротные постройки − бут вперемежку с сосной и глиной.

Андрей Сергеевич прошел мимо западной башни, миновав гостиный двор с лавками. Ночной дождь умыл кроны и кровли, исквасил дорогу, превратив ее в рулет из глины и дерьма. Вскоре слева от церкви замаячил под коммерческим бело-сине-красным флагом командирский дом. Андрей не поспел свернуть к нему, как из-за поворота пышным кренделем выкатился поп.

Боясь упачкаться, он потешно перескакивал через мутные лывы и жирную грязь, по-бабьи придерживая подол ватного подрясника. Тяжелый наперсный крест серебряным маятником хаживал на его груди.

− Остере-ги-ись! − неожиданно взорвалось за спиной капитана. Андрей спохватился, вертко скакнул в сторону, повернулся: на него ураганом несся казачий разъезд − колотун земли, задиристое гиканье, посвист.

Святой отец заметался клопом, но дороги не уступил. Круглые глаза закатились к небесам, а сдобные ладошки сложились чукотской байдарой под Божье благословение.

Зло стрельнула плетка урядника; кони, роняя мыло, круто взяли влево. Волна конского пота терпко шибанула по ноздрям, грязища саранчой взметнулась из-под копыт. Преображенский чертыхнулся в сердцах, погрозил кулаком вослед щукинцам, подлетавшим уже к дому Миницкого.

А батюшка, переваливаясь рождественским гусем, как ни в чем не бывало продолжал совершать свой путь. Андрей Сергеевич перевел взгляд: его из-под щетки сапоги потускнели, серые ошметья сползали по сияющим голенищам.

− Тьфу, черт! Замостить не могут! Свиньями живут −не тужат. Плюхайся из-за них в дерьме. − Он поторопился к ближайшей луже.

На крыльце командирского дома, где у коновязи жались казачьи лошади, Преображенский решил перекурить и обсохнуть. И покуда самоварил трубкой, ему припомнился прежний «ангел-хранитель» Охотска − Бухарин, под пятой которого проскрипели без малого семь лет его маяты в Российско-Американской Компании. Грозовая славушка Бухарина и по сей день тлела по всей Сибири. Этот упырь не служил в дремотном охотском крае, а вольготно княжил.

Андрей лизнул кончиком языка губы, будто суровая бухаринская рука черкала ему приговор. Огненными метляками заскакали в памяти картины одна другой круче. И пахнуло от них сургучом и лампадным чадом, пополам с паленой человечиной и осклизлым от крови плитняком90.