По первости Мамон жаждал было броситься вслед и перегрызть этому морскому черту глотку, но, понимая гибельность поисков во тьме, ринулся к реке, где расстался со своими. Пока бежал, с ослепительной яркостью представил, как в сей момент его держат на мушке люди Гелля, будто травимого зверя, и вот-вот ахнут выстрелы и пули раскроят, разбрызгают мозги по прелым бревнам, вышибут зубы из гнезд. Мамон судорожно крутнул головой: ночь взирала на него сотнями пистолетных дул.
Он и сам потрошил, как кур, людей, проламывал черепа кистепером, не думая ни о боли, ни о животном страхе убиенных, но теперь!..
Рыжий метнулся в одну сторону, тут же в другую, хряснулся со всего маху в жирную грязь, поднялся и вновь замолотил сапогами по слякоти. Страх смерти, вспыхнув в глазах, вселился в него сразу и окольцевал всецело и властно. Он оглянулся на поляну еще раз, но не увидел уже ни изб, ни огня − лишь мрак на фоне мрака.
С прилипшей к телу рубахой и со свалявшейся в грязи копной медных волос он, задыхаясь, достиг леса:
− Гаркуша! Гарку-уша-а!!!
Но немой стояла чаща, полная непостижимых призраков, гнездящихся в глубине лапника, оставляя его, Мамона, одного против всего света. Точно в бреду он сделал несколько шагов, запнулся и ухнулся на что-то большое, многорукое, теплое; вскочил, будто полоумный, шарахнулся в сторону, ноги разъехались на скользком и тягуче-липком, едва не убился; замер, дико озираясь.
Луна улыбнулась из облаков и залила серебром поляну.
В висках застучало, сердце захолонулось и подскочило чуть не к зубам…
Все шестеро лежали вповалку, разбросав руки-ноги, похожие вкупе на гигантского человека-паука.
Горла были вспороты от уха до уха; рты в черных коростах запекшейся крови скалились зубами; а глаза безумно таращились, точно требовали ответа.
Вожак тупо закружился на месте, хватаясь за нестерпимо токающие виски. Бухнулся на колени, исступленно замотав головой, хлебнул вволюшку сырой тьмы и, воззрившись на обломок луны, зашелся в зверином вое.
Внезапно смолк, загривком почуяв чье-то присутствие… Хвоя шурхнула над рысьим треухом, и его схватили за горло.
Мамон сопротивлялся молча, с буйным ожесточением жертвы. За силушку на разбойничьем сходе дружки признали его атаманом; недюжинная сила способила убить кулаком охранника, разорвать цепь кандалов и бежать с сахалинской каторги. Но когда он напрягся разжать пальцы − понял: враг обладал силищей нечеловечьей! Чугун перстов, как тисы, всё туже смыкался на его бычьей шее.
Рыжий лишился рассудка, как только осознал, что подошла ему черта. Задыхаясь, он утробно хрипел, напрягая мышцы так, что в двух местах из-под ногтей брызнула кровь. Неведомая сила оторвала его от земли. Пред глазами вспыхнули алые пятна, заморосили дождем, на губах запузырились хлопья пены.
Главарь засучил ногами, когда краем глаза приметил:
− Тт-ы-ы-ыы!!! − просипел он.
Сафьяновые сапоги зарылись точеными носами в жмых прошлогодней листвы. Хрустнули сухарями позвонки; тело содрогнулось и затихло.
Светало.
Глава 17
− Ваше благородие, позволите?.. − в каюту, пригибая голову, втиснулся скалой Зубарев. − Извиняйте за беспокой, но случай отлагательств не сносит.
ebooksa