Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию

22
18
20
22
24
26
28
30

649

В данном месте «Септуагинты» (1 Цар. 17:4) читается «ростом четыре локтя и пядь». Преп. Максим, видимо, просто округляет эту цифру. В церковнославянском и русском переводах: «шести локтей и пяди». — Схолия: «Он говорит, что диавол [ростом] в пять локтей вследствие чувств. Ибо без этих [чувств] неразумное движение его злости окрест души не воспринимается [ею] и не возрастает, превращаясь в грех».

650

Противопоставляя Саула и Давида, преп. Максим в образе их противопоставляет ветхий, ушедший в прошлое Израиль Израилю истинному, духовному, «новому народу Божиему», то есть христианству.

651

Схолия: «По его словам, копье есть сила добродетельного [делания], а сосуд с водой — свидетельство (τεκμήριον; Эриугена — argumentum) о таинстве, [постигаемом] соответственно ведению».

652

Характерно, что преп. Максим здесь говорит о τὴν χάριν τῆς γνωστικῆς θεωρίας, подчеркивая, что высшее, подлинно духовное ведение есть дар и милость Божии. Можно привести сравнение с Евагрием: «Ведение, привходящее к нам извне, пытается представить материальные [вещи] посредством логосов (διὰ τῶν λόγων ἐπιδεικνύειν πειρᾶται τάς ὕλας); ведение же, случающееся [с нами] по благодати Божией, непосредственно представляет вещи мысленному взору, и ум, взирая на них, воспринимает и их логосы» (Evagre le Pontique. Le Gnostique (Sources chretiennes, № 356) P., 1989, p. 92). Евагрий ясно различает ведение духовное, происшедшее ἐκ θεοῦ χάριτος, и знание «внешнее». В другом своем произведении он говорит: «Ведение Бога требует не диалектическую душу, но душу, обладающую [духовным] ведением». Поэтому данное ведение требует чистоты ума и недоступно «мудрецам мира сего» (Les six centuries des «Kephalaia Gnostica» d"Evagre le Pontique // Patrologia orientalis, 1958, t. XXVIII, fasc. 1, p. 174–175, 226–227).

653

Схолия: «„Пещерой“ он называет мир сей и букву закона; Саул же есть народ иудейский, ум которого, отвернувшись от божественного Света упомостигаемых [вещей], обосновался во мраке чувственного и в тени буквы, порождая тление в твари Божией и в законе. Ибо тот, кто ограничивает одной только буквой и внешней явленностью чувственных [вещей] бессмертные обетования, подобен [человеку], выделяющему из себя экскрименты, соответствующие тленной пище, и этими конечными [отходами] делающему явным исходное начало своего представления о Боге. „Одеждой“ он называет оболочку иносказаний закона, а „краем“ ее — возвышенность умозрений при духовном созерцании, которая отрезается у воспринимающих Писание лишь чувственным образом».

654

Схолия: «Потому что Господь называется Пастырем [словесных овец], ведомых через естественное созерцание к горнему загону; [Он называется] Царем тех, кто подчиняется духовному закону и кто путем простого постижения умом в неделимом ведении приближается к трону благодати Божией». — В схолии употребляется понятие μάνδρα («загон, стойло, ограда»), которое сам преп. Максим использует в отношении к Церкви, называя Ее в «Послании к епископу Никандру» (PG 91, 92). «Твердыней» и «высокогорным Загоном» (τόπον ὀχυρόν καὶ μάνδραν ὑψηλήν τὴν καθολικήν Ἐκκλησίαν).

655

Выражение ἀμέσως κατὰ νοῦν παρισταμένων указывает на присущую уму способность созерцания. Этим греческий термин и отличается от современного «интеллекта», который предполагает познание посредством понятий. Однако можно предполагать, что данное непосредственное умосозерцание еще не есть эсхатологическое видение «лицем к лицу», ибо люди, стяжавшие подобное умосозерцание, лишь отражают в себе, как в чистом зеркале (έσοπριζομένων) божественную Красоту. Схожие мысли высказываются и Евагрием, который также называет ум «зеркалом», отражающим в себе Бога (см.: Bunge G. Das Geistgebet. Studien zum Traktat De Oratione des Evagrios Pontikos. Köln, 1987, S. 69).

656

Схолия: «Он называет способами добродетельного делания населяющих Иудею, а логосами ведения, сообразными созерцанию, — живущих в Иерусалиме».

657

Так мы понимаем выражение τῆς μακαρίας μόνης οἱ τε κατὰ πρᾶξιν τρόποι.

658

Смысл этой трудной для понимания и перевода фразы проясняется из предшествующего контекста. Речь идет о высоте (или возвышенности) Боговедения и любви святых к Богу (τὸ ὕψος τῆς αὐτῶν περὶ θεόν γνώσεως καὶ ἀγάπης), которая является завершением и итогом их духовного преуспеяния или восхождения (понятие ἀνάβασις в «Септуагинте» передается в церковнославянском переводе как «восход»). Данное восхождение осуществляется и посредством духовного делания («практики»), и посредством созерцания («теории»), но находит свое завершение в «исихии», которую и подразумевает здесь преп. Максим. На этой (высшей) стадии духовного преуспеяния прекращается всякая чувственная деятельность, связанная со способами («тропосами») осуществления добродетелей, и успокаивается всякое «умное движение», осуществляемое в «логосах ведения». Намеченные здесь этапы духовного преуспеяния вообще характерны для православной аскетики и обычно имеют трехстепенную последовательность, отчетливо выраженную уже в «Ареопагитиках» («очищение» — «просвещение» — «совершение»). Как отмечает архимандрит Киприан, эти «ступени суть понятия порядка чисто духовно-иерархического, а никак не клерикально-канонического. Никакого видимого посвящения в эти ступени мистического созревания, как, например, у мистов и иерофантов древних эллинистических мистерий, нет и быть не может. Также невозможно связывать эту духовную постепенность со строго установленными церковными иерархическими чинами и степенями диакона, иерея и епископа, или монашеским и схимническим пострижениями. Бог не в меру этих отличий и чинов дает дух и изливает Свои дарования, вовсе не сообразуясь со старшинством в иерархическом производстве, а только в меру духовной одаренности каждого человека. Простой монах или мирянин может быть более мистически одарен, чем настоятель монастыря, епископ или патриарх». Но в то же время эти ступени немыслимы вне Церкви и Ее таинств. «Никакая отсебятина, духовное самоутверждение и противоположение своего опыта опыту Церкви невозможно. У подвижника всё проверяется чувством церковности, мерилом же церковности служит евхаристическая жизнь» (Архимандрит Киприан (Керн). Духовные предки Святого Григория Паламы (опыт мистической родословной) // Богословская Мысль. Париж, 1942, с. 113–116).