Гайдзин

22
18
20
22
24
26
28
30

– Никто не знает. Пока. Правитель Сацумы мог бы назвать его имя сейчас, когда он мертв, но оно, вероятнее всего, будет вымышленным. Все они такие лжецы – нет, это не совсем так, просто то, что мы называем ложью, для них, похоже, является нормой жизни. Вероятно, он нашел этот крест в Канагаве. Вы не помните точно, когда вы его хватились?

– Нет, не помню. Это случилось, когда я уже вернулась сюда… – Вновь она перехватила его пытливый, вопрошающий взгляд, и в голове у нее заметался крик: «Сказал ему мой пульс или пульсы о моем действительном состоянии?» – Он нашелся. Хорошо, слава Богу! Даже не знаю, как мне вас благодарить, но почему он носил его, почему не продал, вот чего я не могу понять.

– Я согласен, это очень странно.

Молчание нарастало.

– А что думает доктор Хоуг?

Бебкотт посмотрел на нее, но она не смогла прочесть в его глазах, что он думал на самом деле.

– Я у него не спрашивал, – ответил он, – не обсуждал этого ни с ним, ни с Малкольмом. – Он опять заглянул ей в лицо, и серый цвет его глаз словно стал глубже. – Хоуг – человек Струана, и он… ну, его чашку с рисом держит в своих руках Тесс Струан. Сам не знаю почему, но я подумал, что мне сначала следует поговорить с вами.

Опять молчание. Она отвернулась, не доверяя себе. Ей очень хотелось по-настоящему положиться на него, хотелось довериться кому-то, кроме Андре, то, что он все знал, уже само по себе было достаточно плохо, но она была больше чем уверена, что это невозможно. Она должна держаться своего плана: она была одна, она должна спасать себя в одиночку.

– Может быть… – произнесла она, – нет, конечно же, он должен был найти мой крестик в Канагаве, должно быть, он увидел меня там и… и… возможно… – Она замолчала, потом торопливо продолжила, уводя его за собой, придумывая на ходу: – Возможно, он сохранил его как память обо мне, чтобы… я, право, не знаю, чтобы что?

– Чтобы причинить вам вред, моя дорогая, это очевидно, – неловко произнес он, – чтобы овладеть вами, любой ценой убить вас. Извините, но это, должно быть, и есть правда. Сначала я, как и все остальные, подумал, что он всего-навсего обыкновенный бандит, или ронин, как здесь говорят, но ваше распятие изменило все это. Как только я обнаружил, что оно принадлежит вам… должно быть, все произошло, как вы говорите: он увидел вас на Токайдо, они оба последовали за Малкольмом и Филипом в Канагаву с целью расправиться с ними, вероятно, чтобы те не могли их опознать. Потом он снова увидел вас, нашел крест и оставил у себя, потому что он был ваш, последовал за вами сюда и попытался вломиться к вам, чтобы, еще раз прошу прощения, овладеть вами, чего бы ему это ни стоило. Не забывайте, что подобному человеку было бы легко потерять голову от такой особы, как вы, и стать… стать одержимым.

То, как он сказал это, яснее ясного показало ей, что он тоже во власти ее чар. «Хорошо, хорошо и то, что он понял правду», – подумала она, едва не теряя сознание от пьянящего чувства, что еще одна опасность успешно преодолена. Мысли ее вернулись к маленьким бутылочкам и завтрашнему дню, который принесет ей очищение, и тогда для нее начнется новая жизнь и будущее ее будет чудесно.

– Японцы – любопытный народ, – говорил он между тем. – Непохожий на нас. Но непохожий прежде всего в главном: они не боятся смерти. Иногда кажется, что они ищут ее. Вам повезло, очень повезло, что вы остались живой и невредимой. Ну, мне пора.

– Да, и спасибо, спасибо вам. – Она схватила его руку и прижала ее к щеке. – Вы скажете Малкольму и доктору Хоугу? Тогда об этом можно будет больше не вспоминать.

– Малкольма я оставлю вам. – На секунду он задумался, не попросить ли ее помочь им справиться с его пристрастием к опиуму, но решил, что время пока терпит, да и в любом случае это была его забота, а не ее. Бедная Анжелика, у нее и так проблем хватает. – Что же до Хоуга, какое до этого дело ему или всем кумушкам и длинным языкам Иокогамы? Это их не касается, как и меня, а?

Он увидел ее чистые глаза, которые улыбались ему с сияющего лица, прозрачную кожу – все ее существо излучало молодость и здоровье вместе с магнетической, неосознанной чувственностью, которая постоянно окружала ее и которая, вопреки всем его медицинским прогнозам, стала еще сильнее. «Поразительно, – подумал он, до глубины души удивленный ее способностью так быстро восстанавливать физические и душевные силы. – Мне остается только жалеть, что я не знаю ее секрета, не знаю, почему некоторые люди словно расцветают под ударами судьбы, которые сломили бы большинство других».

Внезапно доктор в нем умер на время. «Я не могу винить этого ронина, или Малкольма, или любого, кто сходит по ней с ума, я тоже хочу ее».

– Любопытная вышла история с вашим крестом, – сдавленно произнес он, стыдясь своих мыслей. – Но, с другой стороны, вся жизнь – это лишь собрание любопытных совпадений, не правда ли? Спокойной ночи, моя дорогая, спите сладко.

Внезапная резь в животе когтями выдрала ее из уродливого сна, наполненного плавучими тюрьмами и ревущими демонами с глазами навыкате, все женщины – с раздувшимися от беременности животами, мужчины – с рогами, они хватают и тащат ее прочь от Тесс Струан, которая стояла над Малкольмом на страже, подобно злобной упырице. Вторая колика последовала быстро и окончательно пробудила ее к реальности и к тому, что происходит.

Облегчение оттого, что боли начались, стерло в ее памяти долгие часы гнетущей тревоги, ибо ей казалось, что прошла вечность, прежде чем она смогла уснуть. Сейчас часы показывали самое начало пятого. Последний раз она смотрела на них в два тридцать. Еще одна колика, сильнее предыдущих, прошла сквозь нее и заставила сосредоточиться на том, что еще нужно было сделать.

Дрожащие пальцы открыли вторую бутылочку. Опять она поперхнулась от омерзительного вкуса жидкости и едва не извергла ее обратно, но сумела удержать в себе, взяв в рот ложку меда. Желудок ее не переставая крутило от отвращения.