Братья Карамазовы. Продолжерсия

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мне неясно, почему я, как ты там сказал – провокатор и агент царской охранки?..

– Не стройте из себя невинного мальчика, господин Ракитин. Мы находились рядом и все слушали. (На это Ракитин еще раз саркастически ухмыльнулся.) Кроме ваших собственных признаний в этом, которые вы не стали отрицать в разговоре с Катериной Ивановной, мы имеем точные сведения из руководящего органа нашей партии. А там такими обвинениями не бросаются просто так. За вами было установлено специальное наблюдение и точными доказательствами подтверждено, кто вы есть на самом деле.

– Ишь понесло… Прям, специальный корреспондент на спецзадании. Алешка, помнишь, я тебе говорил, что твои последователи пойдут дальше тебя? И насчет Красоткина я тебе как раз это и говорил… – Ракитин неожиданно обратился к Алеше, как бы сообразив какую-то внутреннюю мысль, и у того неожиданно из груди вырвался непроизвольный и хорошо слышимый снаружи вздох. И это прозвучало так, как будто Алеша таким образом молчаливо выразил свое согласие со словами Ракитина, хотя на самом деле все совершилось абсолютно непроизвольно. Слова Ракитина просто попали на вдох Алеши, который его сначала намеренно задержал, а потом все-таки попытался протолкнуть в себя воздух, что с трудным вздохом проник-таки в легкие. Красоткин при этом нахмурился, ему явно не понравился выверт Ракитина и реакция на него Алеши.

– Господин Ракитин, мне кажется, вы намеренно пытаетесь увести разговор в сторону, – зачастил он еще более, при этом как-то намеренно и четко выговаривая слова. – Я думаю, мы будем переходить непосредственно к сути. Итак, господин Ракитин, я задаю вам вопрос, который обязан вам задать и который вам задали бы на любом суде…

– Суде?.. Так я на суде, значит?..

– Именно, поздравляю вас с тем, что вы это достаточно быстро сообразили. Итак…

Но Ракитин вновь перебил:

– И кто же вас уполномочил меня судить?

– Мы вас судим от имени Исполнительного Комитета партии «Народная воля».

У Ракитина подбородок повело немного в сторону, как будто ему мешал воротник рубашки:

– А если я дам отвод составу суда – а? Тем более что вы, Красоткин, мне так и огласили его поименный состав.

– Пожалуйста, господин Ракитин, – Красоткин словно был даже доволен этим «юридизмом» Ракитина. – Председатель суда – я, собственной персоной, Красоткин Николай Васильев, и два заседателя – Карамазов Алексей Федорович и Верховцева Екатерина Ивановна. Ну с…

– Я даю отвод составу суда, – с новой «полуприщуренной» гримасой выдал «подсудимый».

– И на каком основании?

– На основании того, что судьи – люди заинтересованные. И потому не могут судить меня объективно…

– Гм… – Красоткин уже выглядел слегка обескуражено. Он и сам не заметил, как втянувшись в эту юридическую игру, стал, если уж не плясать под дудку Ракитина, то явно пошел у него на поводу. – И как вы это… чем подтвердите?

– Алексей Федорович – это мой давний дружок и мой давний завистник – а то бы нет, а, Алешка? Я только пошел в гору, только закружился с журналом – помнишь, как ты меня отговаривал – ой, затянет тебя среда, заест – говорил же – а быдто нет? Говорил, не отопрешься. Завидовал мне… Да и сейчас завидуешь. А – же нет? У меня-то уже и журнал и издательство скоро свое будет – а у тебя что? Похлебка одна учительская да революционная?..

Ракитин, выдав эту тираду, как-то внимательно взглянул на Алешу, даже вгляделся в него, словно что-то проверял по его реакции, может, хотел оценить по ней верность своих слов. Но Алеша на этот раз замер и не проронил ни единого звука. Тогда Ракитин медленно перевел взгляд на Катерину Ивановну и даже слегка развернулся к ней на стуле:

– А Катерина Ивановна… Эх, что с бабы возьмешь? Она и сейчас мне простить не может, что я когда-то к Хохлаковой старшей подбивался. Не рассмотрела она меня тогда. Не могла предположить, как далеко я пойду. А теперь жалеет… И вымести хочет…

В отличие от Алеши слова Ракитина остро подействовали на Катерину Ивановну. Она даже приподнялась на диване.