Ничего я в иллюминатор не разглядел. Все было одинаково — от взлёта до посадки. А вот после посадки...
Кто впервые увидел военный аэродром, тот его уже не забудет. Широченное бетонное поле, бронированные капониры, очень деловито выглядящие радары и прочие антенны... Впечатляет, чего там... А если добавить ко всему этому великолепию мысль, бьющуюся в голове, что всё, что это на два года, на семьсот тридцать дней, это — новая жизнь, и та, старая, гражданская, будто и не была вовсе...
А потом всё это отошло на задний план. Вроде как всё и осталось, никуда не делось, только стало каким-то нереальным... Всё стало нереальным.
Мы увидели два вертолёта. Два Ми двадцать четвертых не спеша летели чуть в стороне от аэродрома. Их называют «крокодилами», они, наверное, на настоящих крокодилов немного и похожи... С пятнами камуфляжа, угрюмые и недовольные на вид. И смертельно опасные.
Было на что посмотреть. Только, как бы это поточнее сказать... не на них мы все пялились. Вертолёты ведь не просто так летали, отрабатывая там какие-то боевые задачи. Они за драконом летели.
За самым обыкновенным драконом. Если драконы, конечно, бывают обыкновенными. Два хмурых «крокодила» за отливающим металлом в солнечном свете чудовищем. И дракон никуда не торопился, закладывая время от времени виражи, словно приглашая вертолёты поиграть. Или на самом деле собирался атаковать — кто его знает?
Летит треугольник: дракон впереди машет крыльями, а два вертолёта сзади хлопают лопастями. Потом дракон вдруг заваливается набок и разворачивается в лоб на один из вертолётов, тот шарахается в сторону, уклоняется, но второй быстренько заходит дракону в хвост, и крылатая тварь снова возвращается на маршрут.
Мне тогда показалось, что всё это длилось час. Может, больше. Ребята говорили — пять минут. Потом дракон и вертолёты улетели, а нас повели на общее построение, к «покупателям».
«Покупателями» называют офицеров, которые из общей толпы новобранцев выбирают людей к себе в часть. Для кого-то важно образование, кому-то — спортивный разряд. Нас отобрали по росту. В нашем батальоне были рота почётного караула — туда брали парней не ниже метр восемьдесят один, — вот нас и отобрали, посмотрев в карточках наши физические данные. Как говорится — ничего личного.
Десять человек посадили в старый автобус и повезли в Легницу по трассе Е-22. Её ещё немцы построили. Хорошо построили, качественно. Немцы вообще качественно строили. Вот нашу казарму, например. В самом центре Легницы, трёхэтажные красные здания с толстенными стенами — кирпичи лежат как по линейке, ровненько. И ни одного треснутого. До нас в казармах эсэсовский полк жил, кавалерийский. До войны, а потом — мы.
В автобусе я у прапорщика, который нас сопровождал, спросил про дракона. Наверное, все ребята хотели спросить, но я успел первым. И если бы мне прапорщик просто сказал, что, мол, секретная военная техника, радиоуправляемая игрушка, я бы поверил и замолчал. Ненадолго, конечно, потом бы всё равно узнал, но до города доехал бы спокойно. Но прапорщик повёл себя странно.
— А не твоё это дело, — сказал прапорщик с какой-то даже злостью. — Не было ничего. Вертолёты были, и больше ничего. Понял?
Я не понял — я заткнулся. Если в армии ты чего-то не понял или с чем-то не согласен — лучше замолчать. Это я уразумел сразу, в первый же день. И ребята, которые вместе со мной в автобусе ехали, тоже уразумели. Настолько хорошо осознали, что даже сержантам в учебном взводе про это не говорили.
Учились маршировать, пришивать пуговицы, терпеть и вкалывать, но о драконах — ни слова. Даже друг с другом. И это правильно, наверное: какие такие драконы, если вокруг сложная политическая обстановка, Советский Союз находится в авангарде борьбы за мир, а поляки за оградой нашего военного городка того и гляди революцию делать начнут.
Чуть позже, когда мы уже попали в обычную роту и когда нас стали готовить к тому, что придётся регулярно ходить в караул, вот тогда нам рассказали о многом...
Обычно молодняку всякую ерунду рассказывают. Чтобы припугнуть и разыграть. А нам говорили правду. И мы сразу поверили, после дракона-то — как не поверить?
Нам о девках лесных рассказали, которых ни в коем случае нельзя окликать, даже если они прямо через пост идти будут; о «живых тенях» и о том, что они боятся стали и железа и поэтому в них стрелять бессмысленно, а нужно бить штыком; о громадных ядовитых лягушках, которые могут одним ударом когтистой лапы распороть живот зазевавшемуся часовому... Много чего ещё рассказали. Не офицеры, нет, те говорили о боеготовности, о политической обстановке. О всяких невероятностях рассказывали свои ребята — солдаты и сержанты срочной службы. Ясное дело, что большинство из них всех этих тварей не видели, понятно, что и им обо всём этом поведали такие же солдаты, но помнить об этом было нужно. Правильно было помнить. Потому что...
Вот, к примеру, когда на меня из-за дерева вдруг двинулся высокий тёмный силуэт, чёрная фигура, лишь отдалённо похожая на человека, я не заорал на русском и польском «Стой, кто идёт!» и «Стой, стрелять буду!»... Я ткнул в этот силуэт штыком и не почувствовал сопротивления. Почти не почувствовал. Вот как если бы я этим самым штыком паутину рвал. Треск? Хруст? Шорох? А чёрт его знает, как это назвать. Беззвучный звук?
Тень дёрнулась, осела на землю, растеклась лужицей и исчезла. А я стоял над ней и трясся от... от страха? От неожиданности? Штык был чистым, но я его несколько раз всё равно воткнул в землю. А потом в караульном помещении ещё зачем-то вымыл под краном. Парням, естественно, рассказал, они долго матерились, но на пост всё равно часовые шли, и я выходил в положенное время... А через неделю — снова стал подрёмывать на посту, честно полагая, что проверяющий — существо гораздо более опасное, чем призрак.
Ну устроены у человека так мозги. Ну не можем мы долго бояться. Даже когда отправили Серёгу Никонова домой в цинковом гробу... Он не ответил на вызов по телефону, начальник караула прибежал на пост, а Серёга сидит на земле, прислонившись спиной к дереву, автомат на коленях, на лице — улыбка. На мёртвом лице.