— Моя дорогая, дело всегда в деньгах. Мы все-таки вращаемся в определенном обществе.
— Вы ведь в курсе, что я вполне обеспечена, верно?
— Если вы принимаете меня за охотника за приданым, должен сообщить вам, что вы весьма заблуждаетесь.
Я стиснула его руку.
— Генри. Могу я вас так называть? — Эффект мои слова имели ошеломительный: его пробрала дрожь, и он уставился на меня. — Я выйду за вас замуж. Но я считаю, что мы должны попытаться спасти ваш банк, прежде чем всем об этом расскажем, хорошо?
Словом, я ввязалась в тайную помолвку — поступила так, как не следует поступать ни при каких условиях, по причинам, четко изложенным в «Эмме» и «Гордости и предубеждении». Однако это почти сразу перестало быть тайной. Как только все вернулись в гостиную, я поняла, что Марта и Кассандра что-то подозревают. А вот Джейн подозрениями не ограничилась. Первым делом она бросила взгляд на Генри. Казалось, что ни выражением лица, ни поведением он ничего не выдал, но каким-то образом она все поняла. Джейн улыбнулась мне и стиснула мою руку, когда мы с Лиамом уходили.
— Моя дорогая мисс Рейвенсвуд, — сказала она, приподняв бровь.
Поскольку идея заключалась в том, чтобы снабдить Генри деньгами, чего я, будучи женщиной, сама устроить не могла, мне пришлось рассказать обо всем Лиаму. Как только мы оказались за пределами слышимости коттеджа, я постаралась изложить все как можно короче.
Меня трясло от волнения, когда я приступила к рассказу; мы не поднимали эту тему — или, если уж на то пошло, ни одну серьезную тему, касавшуюся миссии, — с тех пор, как приехали сюда из Лондона уже много недель назад. Что было дико. Да, дом был огромный, наши занятия делились по половому признаку, и уединиться мы возможности не имели. Да, я его избегала — активнее, чем сама себе до сих пор признавалась. Тот случай в «Ангеле» вышел странным и неловким, но по прошествии времени он стал казаться еще более ужасным. Но все же. Киснуть из-за того, что меня отвергли, было неприлично, ниже достоинства той, что считала себя поклонницей романов Джейн Остен и независимой женщиной. С чего бы мне наделять его такой властью? Даже не успев закончить рассказ, я почувствовала, что мне становится лучше, внутри проснулась решимость.
Лиам долго молчал. Мы свернули на аллею, которая вела к Большому дому, и приближались к церкви на полпути к вершине холма. Когда он наконец заговорил, взгляд его был сосредоточен на пейзаже, а голос звучал спокойно.
— Смело, — сказал он. — Но, возможно, так нам сейчас и следует поступать. Тебе ведь до сих пор не удалось попасть наверх и поискать письма или расспросить ее об «Уотсонах»?
— Пока нет. — Меня поразило это завуалированное осуждение, пусть прозвучало оно и не грубо. Но не успела я вставить хоть слово в свою защиту, как он продолжил:
— Я поговорю с Генри. Возможно, сегодня вечером. Может быть, прокачусь с ним, когда он поедет обратно в город. Он не намекнул тебе, сколько денег ему нужно?
— Мы это вообще не обсуждали.
— Наверное, это не та тема, которую обсуждают с нареченной, — сказал Лиам и, коротко улыбнувшись, наконец посмотрел на меня, но быстро отвел взгляд. — Что ж. Я поговорю с ним.
— Ты не злишься? — В памяти снова всплыло то происшествие в «Ангеле», и я с трудом отогнала мысли о нем.
Лиам посмотрел на меня с печальным видом, но ничего не сказал.
— Я к чему — это хорошо. Я рада, что ты понимаешь, что это было необходимо.
— Просто будь осторожна.
— Я всегда осторожна.