— А теперь верится?
— А теперь верится. — Взгляд искоса, робкая улыбка — как у ребенка, который рассказал секретик.
— Что ж, хорошо. — Я задумалась. Передо мной стоял выбор. Я могла спросить, потому что мне было интересно: «И что же тебя в этом убедило?» И тогда мы провалимся в бездну анализа и догадок о том, кто, когда и что подумал и что это означает. Поэтому я задала другой вопрос: — Как мы будем действовать? Так, чтобы слуги ничего не заподозрили?
— Просто будем осмотрительны, и все. — Пауза. — Больше ничего не хочешь спросить?
Я снова ощутила укол тревоги.
— Например?
— Я разорву помолвку, как только мы вернемся. Но это, наверное, и так понятно и не нуждается в объяснениях?
И вот тогда я поняла, что меня тревожит. Сабина. Чувствуя, что Лиам затаил дыхание в ожидании моего ответа, я помедлила.
— Тебе не стоит давать обещания. — Это прозвучало лучше, чем я опасалась. — Когда мы вернемся, все будет восприниматься иначе. Я вообще-то не имею привычки уводить чужих женихов.
За этим последовала долгая тишина, а затем Лиам сказал:
— Я не чья-то собственность.
— Я лишь имела в виду, что сейчас нам не стоит забивать голову тем, что будет в том мире. У нас вполне достаточно забот и в этом.
— Если я хоть чуточку тебе нравлюсь, это уже неплохо. Я тебя не заслуживаю, но ты все же дай мне шанс. — Он мрачно посмотрел на меня. — У тебя, вероятно, кто-то есть. Ты об этом не упоминала. Хотя может ли быть иначе? Ты ведь так привлекательна.
Ненавижу этот вопрос, пусть даже сформулированный вот таким хитрым образом.
— Если и есть, то я тебе не скажу, — отбрила я его. — Потому что я тоже не чья-нибудь собственность.
— Туше.
Он снова улыбнулся, и у меня возникло чувство, что он видит меня насквозь — что
Приступив к утренним хлопотам в саду, я крепко задумалась. Возможно, он был из тех, кому нужно придумать себе влюбленность, для того чтобы вступить в любовную связь. Это по-своему подходило ему, с его постоянной сменой ролей, манерой стыдиться своего происхождения. Эта теория устраивала меня больше, чем другая, которая заключалась в том, что Лиам решил покорить мое сердце в качестве упражнения в актерском мастерстве — поступить так же, как Генри Кроуфорд поступил с Фанни Прайс в «Мэнсфилд-парке». Еще одна версия — что он испытывает ко мне чувства, то есть чувства более сильные, чем те, что естественным образом возникают у коллег, которым выпало сложное совместное задание, — промелькнула у меня в голове, но не задержалась. Лиам уже не раз убедительно признавался в таком количестве вещей, что я не могла принять и это его признание на веру.
И все же что-то сжалось у меня внутри, когда в памяти всплыл один момент прошлой ночи. Когда мы одевались, прежде чем вернуться в привычный, застегнутый на все пуговицы вид, я, изнуренная, с липкой влагой между ног, наконец-то ощутила окружающий холод. Он нагнулся ко мне, обмотал вокруг пальца один из завитков у меня над ухом, бережно оттянул его и с восхищенным видом проследил, как тот спружинил обратно.
— Я так давно хотел это сделать, — прошептал он, и при мысли о том, сколь скромны его желания, у меня екнуло сердце.