– Я вижу, вы меня поняли. Чтобы что-то создавать, мы должны любить. Мы должны любить работу. – Он простирает руку к певцам. – И любить слушателей, – он взмахивает рукой, включая в жест всех гостей вечера. – И мы должны творить с любовью, всегда и только с любовью, пока работа не закончена.
Получается, быть любителем – не так уж плохо.
Паваротти теперь стоит за сопрано и обнимает ее, вместе они заканчивают арию душераздирающим
Мгновение тишины – и публика взрывается аплодисментами, пара на сцене кланяется.
Мне нужно уйти. Нужно подумать о словах Пуччини, спросить себя – могу ли я любить достаточно сильно, чтобы снова творить?
Я поворачиваюсь к своей магнолии.
Но Сэм тянет меня за руку и ведет к колонне на окраине лужайки.
Он смотрит на меня со всем вниманием.
– Скажи мне, как ты рискнула?
Я хмурюсь и молчу.
– В оранжерее, – он говорит. – Ты сказала, что рискнула, и ничего из этого не вышло. Расскажи мне.
Считается ли то, что я пришла сюда?
Нужно уйти. Сосредоточиться на подготовке к встрече с адвокатом.
Вместо этого я осматриваю видимые окраины Сада.
– Можем… сесть там?
Мы пристраиваемся на вытесанную из бревна скамейку неподалеку от колонны и высоких каменных ваз, полных барвинков и флоксов.
Гости вдалеке стоят за столиками или ходят туда-сюда, я наблюдаю за ними, не зная, откуда начать.
Не зная, хочу ли я начать.
Сэм помогает заговорить:
– Ты всегда хотела быть писателем?