Постановления Латеранского собора 1215 г. гласят следующее: «В странах, где христиане не отличаются по своей одежде от евреев и сарацинов, имеют место связи между христианами и евреями или сарацинами, или наоборот. Чтобы подобные безобразия не могли более оправдываться неведением, решено, чтобы отныне евреи обоих полов отличались своей одеждой от других народов, что, кстати, предписано им Моисеем» [Поляков 2008: 298]. Это постановление, которое изначально опиралось на страх перед смешанными половыми отношениями (браки между представителями различных религий так или иначе были практически исключены), привело к постепенному введению сегрегации по одежде (во многих местах в очень радикальных формах, например в виде конусообразных шляп) или хотя бы при помощи четко видных обозначений, прежде всего в виде желтых кругов, и всегда таким образом, чтобы оно было для евреев как можно более унизительным. Явление вскоре приобрело масштаб обсессии: с 1215 по 1370 г. только во Франции было двенадцать соборов и девять королевских указов, которые предписывали отличительные черты еврейского внешнего вида и грозили штрафами за их несоблюдение. Видимые признаки постоянно подвергали евреев плохому обращению, где бы они ни появлялись, о насмешках мы даже не говорим.
57
О переплетении двух сюжетных линий указывается уже в заголовке первого издания 1600 г.: «Превосходнейшая история о венецианском купце. С чрезвычайной жестокостью еврея Шейлока по отношению к сказанному купцу, у которого он хотел вырезать ровно фунт мяса; и с получением руки Порции посредством выбора из трех ларцов».
58
Фрейду ничего не оставалось, как при этой сцене выбора ларцов не прокомментировать: «Имей мы дело с толкованием снов, мы тотчас бы подумали, что ларцы – это женщины, символ женской сути и, следовательно, сами женщины, как, например, жестяные и консервные банки, ящики, корзины и т. д.» [Фрейд 1995]. Словом, сокровище, о котором идет речь, в то же время отсылает к пустоте, к некоему углублению; с одной стороны ларец выступает в виде излишка, с другой – вызывает ассоциации с нехваткой и кастрацией.
59
«Поэт с удивительным психологическим проникновением заставляет Порцию в оговорке сказать то, на что она хотела только намекнуть, так как она должна была скрывать, что до исхода выбора она вся его и его любит, и этим искусным приемом поэт выводит любящего, так же как и сочувствующего ему зрителя, из состояния мучительной неизвестности, успокаивая насчет исхода выбора» [Фрейд 1999], Фрейд здесь лишь цитирует Ранка.
60
«Богатая наследница в Бельмонте / Живет; красавица – прекрасней вдвое / Высокой добродетелью; порой / Ее глаза привет мне молча слали» (I/1). Она продемонстрировала ему свою симпатию, и Бассанио ухватился за представившийся ему шанс.
61
Это похоже на суеверие Тома Сойера о шариках: «Если закопать шарик с известными заклинаниями и оставить его на две недели и затем открыть с теми самыми словами, которые он только что произнес, то вы найдете все шарики, которые когда-либо потеряли, как бы далеко ни были они разбросаны. <…> Тогда он <…> достал из кармана другой шарик и бросил его в том же направлении, что и первый, приговаривая:
– Брат, найди своего брата!
Когда шарик упал, он подошел к нему и стал искать. Но шарик или не долетел, или перелетел, так что пришлось повторить попытку еще два раза. Последняя удалась. Оба шарика лежали на расстоянии фута друг от друга» [Твен 2012].
62
В словаре говорится: «Ва-банк – это рискованная стратегия, которую чаще всего используют эмоционально нестабильные или неопытные игроки, которая обычно приводит к катастрофическим результатам. По сути, это означает рисковать остатком своего капитала, поставив его на одну карту, или бросив кости, или вращая колесо». Можно сказать, что игрок – это бедняк-аристократ.
63
Обратимся еще к одному внезапному сопряжению: эта плеяда «заслуживающих пощады» во многом объясняет огромную помощь банкам в 2008 г. Lehmann Brothers, Goldman Sachs и другие просто имели право на спасение за то, что осмелились, не как акт милосердия со стороны государства, за который они должны быть благодарны, не из-за какого-либо чувства вины и ответственности, которые сопровождали бы их огромные долги и спекуляции, но будучи «в милости» по самому своему положению, которое давало им право на спекуляцию. Они рассчитывали на милость, на чудо, и только чудо могло возместить их безрассудную дерзость, а когда они потерпели неудачу, оказалось, что они действительно не нуждаются ни в милосердии (ни в чудесах), имея на это право с самого начала. Именно здесь претензии на милосердие приобретают структуру шантажа, в противном случае вся экономика (предположительно) рухнет.
64
Фрейд на удивление цитирует Оффенбаха, его оперетту «Прекрасная Елена» (1864), т. е. действует согласно указаниям Леви-Стросса о том, что все версии мифа необходимо прочитывать вместе, на одном уровне, как пермутации одной и той же матрицы, несмотря на время возникновения.
65