— Да отстань ты, репей. Я тебе в ухо заеду, не распаляйся, Мотька!
Парень щерил белые зубы, мутными от желания глазами смотрел на нее.
— Женюсь, Шурка-а…
Александра вырвала руки, вскочила и метнулась в сторону, а Матвей неловко, смешно сунулся головой в копну. И она не выдержала, расхохоталась.
— А ты — ловкий…
Он терял рассудок, снова с раскинутыми руками, изогнуто надвигался на нее.
— Только ступи, еще раз ступи… Граблями ожгу!
Он не поверил. Напряженный, страшно надвигался на нее.
И она, уже плохо помня себя, не глядя, ударила.
Когда открыла глаза, из головы Матвея сочилась кровь, а левая рука мертво свисала до самого колена. Парень медленно, со стоном выпрямился и спокойными, уже осевшими глазами посмотрел на нее. Сказал хрипло:
— Эк, ты меня осадила…
Вот тут и появился из-за тех же тальников отец. Большой, медлительный, он наверняка все видел со стороны и потому обронил с досадой:
— Зачем ты ево деревиной, неладно! Или у тебя из кулака отцовская сила вышла — обижаешь родителя, дочь. Смотри, учись как бить надо!
Был и не был на ногах Матвей.
Отец дал подняться парню, а потом достал его своим кулаком еще раз.
Пошатываясь, Матвей прислонился к талине и силился улыбнуться разбитыми губами.
— Я тебе санки не выбил из гнезда? — спокойно спросил отец и медленно опустился у копны. — Садись, паря, закуривай. А ты, Александра, голову ему платком завяжи. Повторять не буду!
Они долго молчали, пока опять не заговорил отец.
— Что тропу ты к моему дому любовно пробил — вижу, Мотька, я не слепой. Пойдешь за нево, Александра?
Она весь этот день мучительно переживала измену Васиньчука. И, не думая, скорее потянувшись за словами отца, ответила: