Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хватит не хватит — хватит! Спасибо!

— И вот что, Лучинина. Скажи ты женщинам, поуговаривай: махните вы завтра на все домашнее и отдохните. Просто отдохните!

— Как это бездельно-то день просидеть? — растерялась Александра. — Не привышны мы к этому, не набалованы. Ладно, передам. Ну, кто как, а я попробую, ничевошеньки делать не буду.

— Вот-вот! Вся и хитрость. Ну, прощевай. Вон, дочушка за мной бежит, моя белобрысенька. Тут я, Машенька!

Дочурка Баюшева с сияющим лицом бежала навстречу по эстакаде.

— Ужинать мамка ждет!

Александра не выдержала:

— Любит она тебя, Афанасьевич.

— А как же! — горделиво выпрямился Баюшев и вдруг сразу закаменел лицом.

Александра поняла: двое сыновей у мастера на фронте и тоже вот писем нет…

2.

Был день получки, выдали отвозчицам горбыля за полмесяца рублей по семьдесят с небольшим.

В пересмену — это уж в пятом часу дня, женщины сидели на солнышке, на развале горбыля у эстакады и долго тяжело молчали. И пилоцех молчал. В тишине лишь на крыше машинного зала мягко шипел паром маленький стоячок заводского гудка.

Первой вздохнула Прудникова, потом Карпушева, а разразилась-то словами Спирина. Была она в коротенькой, немыслимого фасона куртке, сшитой из пестрого армейского брезента. Короткая юбчонка, грубые шерстяные чулки домашней вязки — смешно и как-то жалко выглядела сейчас Верка.

— Ни хрена себе! Ломаем, ломаем хряп, а как получать, так затылок чесать!

— Наобум Лазаря выписали…

— Марценюк наряды закрывал, зараза! — горячилась Спирина.

— А Баюшев что обещал… На этот раз сотни по полторы сулился выписать, — напомнила Аксинья Карпушева, подставляя теплому солнцу свое худощавое заветренное лицо с грустными карими глазами. — Мы ево за язык не тянули, сам объявил.

— Жалко, что захворал вчера Афанасьич.

Александра подошла последней: она застоялась в очереди за деньгами.

— Ну, кадра, как дела?