Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

Верка вскочила с горбыля, перекосилась своим розовым лицом.

— Дела идут, контора пишет, рупь дадут, а два запишут!

— Записал, записал Марценюк! — тяжело завозилась на горбылях красивая своим полным лицом Афанасия Лютова. — Санечка, это што тако? Это ж будет грабиловка. В контору надоть. Мухлюют они там!

Спирина едва не бегала в своих обшарпанных сапожнишках по сухой, прогретой уже эстакаде. Косой тенью своей маленькой фигурки гасила голубой блеск накатанных рельс.

— Бабы, пошли в контору глотку драть!

С бурой горбины сосновой обрези тяжело поднялась Карпушева. Она все еще ходила в полушубке, из-за цветной опояски комом торчали ее толстые суконные рукавицы.

— А надо ли гамузом идти. А ежли начальство поглядит на это косо? А вдруг Марценюк в конторе? Все-то он, куда не надо, куда не просят, ухо свое тянет… За карандаш, за должность начальству угодничат!

— Уж кто бы… — Афанасия Лютова покачала головой. — Он же ссыльный!

Мария Прудникова усмехнулась.

— То и выслуживается! Да уж… Люди, они всяки-яки…

Здесь, у тарного склада, никого из посторонних не было, может, поэтому и отважилась Верка на веселую выходку. Вдруг высоко, громко потянула она не то песню, не то частушку, в которой и слов-то оказалось на два дыхания. Зато слова эти несли особый, злой смысл в адрес заводского начальства:

Первый наш сокол — сокол Васиньчук, А второй-то сокол — сокол Марценю-юк…

Спирина оборвала высокую ноту, перевела дух и решительно уперла руки в бока.

— Вы как хотите, а я, как знаю. Пойду качать права!

— Никак тебе нельзя, Вера… — осторожно сказала Александра.

— Эт-то пошто?!

— А по то. Тетя Аксинья правду сказала. Не тот он человек, Марценюк…

— Тю-ю… Опять забыла. Я же кулацка морда! — хлопнула себя по лбу Спирина. — Мое ж дело: нашел — молчи и потерял — молчи…

— Верочку побережем от всякова якова, — вмешалась Прудникова. — Тебе, Саня, ходоком, ты у нас вольная. Ступай!

— Ну дак уговорили… — Александра весело раскинула руки. — Бабоньки, все мы тут виноватые, однако. Афанасия Лютова — первая наша стахановка, Прудникова, Верка — все они кулацки морды, тетка Аксинья в Бога верует, Лучинина самая зевластая… Раз уж мир просит — иду к начальству. Ага, по шпалам, по шпалам… А вы, бабы, кто в смену заступает — норму, норму давай!

Мастера Марценюка в конторе не оказалось, а дело-то кричало и волей-неволей пришлось стучать к директору. Он сидел у себя, громко говорил с кем-то по телефону.