Последовательно! Это все образованные люди в России. Но, это дела внутрисемейные, внутрицерковные.
К концу IV века, к 80–90 годам создается ситуация очевидности, что есть два христианских центра. Помните, я вам вчера говорила о том, что такое для Италии стена? Помните или нет? Всегда это помните. Стена — это римское наследие. Я вам показывала, что у них было написано на стенах. Вы ахали, конечно. Ну, о чем говорить? Только в Италии, а они при этом католическая страна.
Вот подумайте: только в конце IV века все это начинает проявлять себя открыто. Так вот, я хочу вам сказать, что когда напишут историю Средних веков, а ее пишут поспешно, не подумавши: очень раннее Средневековье, совсем раннее Средневековье, совсем не раннее Средневековье, совсем среднее Средневековье. А это совсем не так. Таким образом дробить нельзя, потому что разные регионы развивались по-разному. Италия развивается по одному сценарию, а северные страны развиваются иначе. А византийско-русское направление тоже развивается не так. Другими словами: нельзя дробить на среднее и раннее Средневековье — это просто глупости какие-то. В чем-то это среднее позднее, а в каком-то — это среднее никакое. Надо очень аккуратно относиться ко всему этому.
Сейчас мы будем говорить о самом главном, смотреть картинки и слайды. Вот то, что произошло в 381-ом году — окончательный раскол, никогда не приводил к вооруженным столкновениям. Хотя все равно тошнило друг от друга сильно. Но, чтобы христианский брат пошел на христианского брата. Когда Тарик Ази открыл ворота для арабов и для мавров на Пиренеи, когда началось мусульманское завоевание, армия состояла из негров, арабов, евреев потому, что там — на юге Испании, была огромная армия евреев и византийских наемников. У Гумилева совершенно гениально описано, как прошла византийская часть: она шла себе преспокойненько вместе с арабами в Испанию. Чтобы откровенно битва была — Боже упаси, но тошнило очень сильно — никак они друг друга не переносили.
Но дело не в этом и не в том, что православие говорило так: «Вот католики — это иссохшие, через пост и молитву, руки аскета, которые в бессильной мольбе стремятся к небу, изображая руками свод. А нам этого делать не надо — к нам Бог сам спускается». И показывают наш свод, о котором я вам буду читать. Говорили еще так: «Католик хуже собаки». Это знаете, такая же очень интересная история, когда читают одного и того же Маркса или Ленина, или Мао Цзэдуна. Разница большая.
Когда мы с ними поссорились: «У, эти ренегаты не так читают!» Так же, как и «собаку» Броз Тито — тоже читают, но немного не так. И так постоянно. И тут такая же история — то же самое четырехстопное Евангелие, читают так же, но все равно не так. В чем дело? Вот сейчас и слушайте внимательно.
В 1054 году, кстати, в год гибели Киевской Руси, а это еще и год смерти Ярослава Мудрого, происходит невероятное событие для всей мировой культуры. Невероятность этого события заключается в том, что произошел восьмой Вселенский собор, который стал последним. На нем произошло размежевание папской церкви (или латинской, или западной) от церкви восточной (или греческой, или православной).
Я уже не говорю о том, что все это произошло значительно раньше, потому что к XI веку западный европейский мир совершенно оформился через создание западной Римской Империи, через Шарлеманя, через Карла Великого, через рубеж IX–X веков. Все произошло значительно раньше, потому что западный мир оформился своей цеховой системой, о которой я обязательно вам расскажу, так как это имеет прямое отношение к нашему сегодняшнему дню. Всё, что произошло тогда, имеет прямое отношение к нам сегодня. Только поэтому, из всего этого разнообразия огромного материала, я выбираю именно эту проблему.
Собор шел два года и столько же времени они убивали друг друга — травили, пропитывая страницы ядом, делали черт знает что и, в результате, разошлись по трем направлениям.
Первое направление — оно очень специфически-церковное. Это вопрос таинства причастия. Что такое причастие для человека? Что такое отпущение грехов для человека? Что это такое? ПРИЧАСТИЕ, ОТПУЩЕНИЕ, ИСПОВЕДЬ. Это — путь человека, это очень интересное движение человека. По этому вопросу православие и католицизм абсолютно расходятся. Два остальных вопроса — искусствоведческие. Они спорили по вопросам искусствознания. Главный вопрос, стоявший перед ними, что можно и чего нельзя изображать в искусстве. Вы этого не прочитаете ни в одной книге. Между прочим, это вопрос, по которому убивали друг друга гораздо чаще, чем по вопросам теологическим. По вопросам теологическим договорились в достаточной степени быстро. А вот по вопросам искусства — нет. Этот вопрос оказался роковым.
Западная традиция говорит: в искусстве можно изображать всё. Вообще всё, что относится к обоим Евангелиям. А что значит «вообще всё»? Например, в Евангелии упоминается история предательства Христа Иудой. Евангелисты Матфей и Иоанн хорошо описали эту страшную историю. Западное искусство изображает ее напропалую. Всегда! Одна из самых важных тем — это тема предательства. А православие говорит: нет! Ни в коем случае изображению это не подлежит. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Почему? А потому что изображать можно только то, что является праздником. Праздники! Точка истинного, церковного и духовного торжества. Понятно?
Изображение «Тайной вечери» в православном искусстве до XVIII века, до Петровской реформы было только одно. Первое «Распятие» было написано Дионисием, за исключением кладбищенских вещей, во второй половине XVI века! А что такое вторая половина XVI века? Ну, Тициан собрался помирать, да? Шекспир на подмостки вышел. Раскол идет уже полным ходом. Дюрер умирает, Леонардо умирает в начале XVI века. В середине XVI века первый раз Дионисий изображает «Распятие». И что интересно — это «Распятие» висит в Третьяковской галерее и показывает распятого Христа, как птицу. Это изумительное изображение. Он, подобно птице, отлетает с креста. Он бестелесен. Вообще бестелесен. У него нет плоти, у него нет рук, нет ног, это какая-то легкая птица.
Когда начинает складываться традиция изображения только православных праздников? Очень рано. Еще в Византии, когда она стремилась к изображению именно тех точек истинного торжества, куда входят только церковные праздники. Все праздники, какие есть, вы можете изображать. И еще, конечно, покровительственные святые, ну и изображение Богородицы. Ну, и, кроме того, праздники, связанные с Богородичным культом, такие как Благовещение, Рождество, так называемый Богородичный цикл.
Уже с IX века, в Византии начинает складываться самая главная часть церковного нутра, потому что наша основа всегда внутри. Опора всегда внутри тебя, понимаете? Все самое главное находится у тебя внутри. Например, русская архитектура, очень любившая белый камень, начинает формироваться от Византии — это главное. И основное: сердцевиной храма является Иконостас. Сегодня я вам читать Иконостас не буду, но, в следующий раз, я вам расскажу, что это такое. То есть уже само строение русской Церкви семантически необыкновенно интересно и много лет тому назад, в 1988 году, в Грузии, на семантическом конгрессе, я получила премию за свой доклад о семантике русского православного храма. Поэтому я изучила эту тему до тонкостей. Я покажу вам, что такое русский православный храм, каково его значение и какова его эволюция. Но в данном случае, хочу вам сказать, что самая законная и серьезная задача, за которую боролись на восьмом Вселенском соборе была абсолютная настойчивость в отношении изобразительного искусства и его идеологичность, его идейность, если хотите знать. Право на изображение имеет только праздничный ряд. Остальное — все!!! Поэтому Иконостас и состоит из праздничного ряда икон, а также Деисусного чина, о котором у нас с вами будет разговор в следующий раз.
Вот пример, описанный в Евангелии: святое семейство бежало в Египет. Или как Ирод младенцев рубил. Это где вы видели такое? Покажите пальцем. А на Западе — да ради Бога! Только стоят и рубят этих младенцев — вот так, топором, как туши. Так держат их за ноги и рубят.
А почему нельзя? Это очень важный, драматический момент. Я уже не говорю о поцелуе Иуды и Тайной вечере. Или такая идиллическая вещь, как «Отдых на пути в Египет». Даже растения, которые упомянуты — и те, пожалуйста. Встреча Иакова с Рахилью, жертвоприношение Исаака. А почему нет? Это очень серьезные события. То есть этот спор был чудовищно жестоким и жёстким. Каждый защищал свои бастионы. Православие защищает только бастионы того, что входит очищенным от всего того, что является точками абсолютно-истинного торжества. Нет этого кровавого пути, а есть только знак, водруженный на вершине.
голос из зала: А то, что напротив Иконостаса, когда к нему спиной поворачиваешься?
Волкова: Там «Страшный суд».
голос из зала: Там кровь.
Волкова: Так, тихо, тихо, тихо. Это же «Страшный суд» — это же продолжение Деисусного чина, это то, из-за чего Екатерина, Островского, бросилась с обрыва. Это совсем другое. Потому что, когда вы входите в Храм, у вас Страшный суд остается за спиной. Перед вами Иконостас. Всегда. А сегодня, разве, что-то изменилось? Я, что-то не понимаю? У нас же существует два искусства — церковное и светское, а на Западе этого разделения нет, оно там отсутствовало изначально. Перед вами Иконостас, на нем Деисусный чин. Что изображено на Деисусном чине? Сидит Верховный Судья с открытой книгой человеческих судеб. Он смотрит туда, на ту стену. С одной стороны от Него — Богородица, с другой — Иоанн Креститель. Они, кто? Они — адвокаты на Страшном суде. Они — те единственные, кто за нас будут заступаться. Больше за нас заступаться никто не будет. Почему не станут, сейчас рассказывать не буду. Дальше идет «суд присяжных» — первосвященники и апостолы. А потом весь Иконостас. Но что интересно. Христос на Страшном суде изображен всегда в мандале, в таком овале, то есть Он в другом пространстве, нежели они. Они Его молят, но они Его не видят. Он незримо присутствует и смотрит на эту стену, где вершится Страшный суд.