Государыня,
Вашего Императорского Величества
29 мая.
Екатерина II принцу де Линю, Царское Село, 12(23) июня 1788 г.[711]
Господин принц де Линь. Ваш благодар-адъютант[712], сей граф Священной Римской империи милостью Его Императорского Величества Иосифа II, передал мне письмо, которому великих событий не стоило дожидаться. Я в Царском Селе засела, точно птица в саду, и учуять мечтаю вести из Ваших краев, а потому известие об отличиях, которых сын Ваш удостоился, истинное мне доставили удовольствие[713]. Вещь довольно удивительная: может статься, скоро Вы из наших краев военные реляции получать станете. Любезнейший мой кузен и сосед Густав III войска собирает на суше и на море со скоростью чрезвычайной; предлогом к тому называет вооружение моего флота черноморского; забыл он, что в угрюмых его скалах привлекательного мало и что затруднительно оттуда миру грозить, посмотрим, что он делать станет и чем докажет Европе, что у него сердце и ум добрые, я же сего ожидаю с совершенным хладнокровием. Истинное удовольствие мне доставляет вспоминать день за днем все то время, что провела я бок о бок с милейшим повелителем Вашим, столь же любезнейшим, осмелюсь сказать, сколь и августейшим[714], и Вами ровно год назад. Будьте уверены, любезный принц, что чувства, Вами высказанные, весьма мне приятны, надеюсь, что Вы и в моих не сомневаетесь. Условленные эти фразы на сей раз куда больше смысла имеют, чем когда бросают их на скорую руку. Прощайте и, главное, желаю Вам здравствовать.
Принц де Линь Екатерине II, Яссы, 30 ноября 1788 г.[715]
Государыня,
Нет такого листа бумаги, на котором достало бы мне места, чтобы Вашему Императорскому Величеству изъяснить, что Ваше общество покидаешь с сожалением, какое только сами Вы могли бы вообразить, когда бы могли себя по справедливости оценить, но Вы единственная себя по справедливости не цените. Кто весел, тот малый листок берет, скверное перо и стишки кропать принимается. Увы! А вот проза. Дожидаться мне придется времени более покойного, чтобы повергнуть себя к стопам Вашего Императорского Величества. Сейчас прибыл ко мне Шарль курьером с письмом от Его Императорского Величества, который благоволил меня к себе приблизить, дабы имел я счастье служить у него на глазах. Армия, которая на кривую голову и косую физиономию ведет охоту, имеет честь действовать почти на глазах у Вашего Императорского Величества, и я же от нее без ума до такой степени, что почел бы за великую милость, когда бы ее увидеть смог и свидетелем стать всем тем блистательным подвигам, которые, уверен я, она совершит.
В Венгрию увезу воспоминание о двух прекраснейших снах, какие видел в жизни своей. О двух моих поездках в Петербург и о путешествии в Тавриду. Грезить начну об этом как можно раньше, лишь только предстану перед Его Императорским Величеством и явлю ему доказательства усердия своего и преданности обеим империям. Господин фон Герцберг[716] может сердце республик покорять, но не мое. Оно так полно, что едва могу его излить.
Когда бы у Вашего Императорского Величества было учености побольше, увидели бы Вы, что в нем происходит: однако Небеса Вам в сем даре отказали, отчего поистине достойны Вы жалости. Если встретите того, кто так же Вас пожалеет, как я, и кто смотрит, судит, рисует, гравирует и в моей памяти выгравирован прочно, рассказывайте ему порой об энтузиасте, который имя Екатерины Великого не может без глубокого волнения произносить.
Закончу остроумно. Честь имею оставаться с преданностью безграничной и глубочайшим почтением,
Государыня,
Вашего Императорского Величества
В Яссах, 30 ноября 1788 года
Екатерина II принцу де Линю, 2(13) декабря 1788 г.[717]
Господин принц де Линь. Перед отъездом из Ясс[718] написали Вы мне 30 ноября по новому стилю письмо прощальное на таком листе бумаги, на каких обыкновенно служащих канцелярских об увольнении извещают; сей формат сразу во мне дурные предчувствия пробудил, и вижу я, что не ошиблась; разумеется, ничего нет удивительного, что тот, кто с нами почти два года прожил, но не обречен до конца своих дней с нами оставаться, нас покидает, однако же есть на свете такие люди, которых отпускать невозможно без сожаления. Итак, Вы поступаете в распоряжение маленького горбуна[719], если он еще жив, и отправляетесь служить Его Императорскому Величеству у него на глазах, а везет Вас туда Ваш сын. Без сомнения, отвага, честь, счастье, удача будут Вам сопутствовать, и не сомневайтесь в искреннем сочувствии, с каким буду я наблюдать за блистательными победами, которые Вы не замедлите одержать. Что до меня, я в своем углу дело имею с кривой физиономией и головой превратной[720]; собрала в две недели армию такую многочисленную, какой в сей стране никогда не видывали; может статься, среди голых скал финских кампанию мы не слишком блестящую провели, однако ж ни одного сражения не проиграли, ни единой пяди не уступили из нашей земли. Взросла я в любви и уважении к республикам, но опыт меня в том убедил, что чем больше народу собирается для рассуждений, тем больше в их речах безрассудства. Безумие Сердечной Горы (благоволите сие на немецкий перевести)[721] такое, что впору его в дом умалишенных отправлять; можно бы о нем превосходную пьесу-пословицу сочинить под названием «Волк в овчарне» или «Хорошо смеется тот, кто смеется последним»[722]. Пишете Вы, что сердце Ваше полно и едва можете Вы его излить. На это отвечаю Вам, что мое сердце честное и прямое и потому всегда видит вещи, как они есть. Как я ученостью нимало похвастать не могу, полагаю, что всякий человек в снисходительности ближнего нуждается, и по сей причине терпеть не могу тяжбы, коими столько людей заняты. Тот человек, что из пистолета стреляет, видит, судит, рисует и гравирует, Вам кланяется[723]. Закончу, подобно Вам, перлом остроумия: с особливым почтением пребываю
2 декабря 1788 года.
Екатерина II принцу де Линю [февраль 1789 г.][724]
Из письма Вашего от 16 января, сейчас мною полученного[725], вижу, что рады Вы взятию Очакова[726]. Фельдмаршал князь Потемкин, разумеется, все прочие способы испробовал, прежде чем на приступ пойти; для сего предприятия наилучшее время было, без сомнения, когда Лиман льдом покрыт и со стороны моря нечего осажденным помощи ждать, а после занятия города останется время, чтобы взять необходимые меры на будущее. Однако нетерпеливость юношей храбрых, полуумников, умников на три четверти, завистников, врагов скрытых и тайных в таких случаях есть вещь совершенно несносная, и фельдмаршал как человек твердый и упорный от всего этого страдал бесконечно, что в моих глазах делает ему великую честь; среди прочих великих его добродетелей всегда числила я способность прощать своим врагам, услуги им оказывать и тем их себе подчинять. На сей раз разбил он турок и тех, кто его бранили, в полтора часа; теперь стали говорить, что мог бы он взять Очаков раньше, это правда, но никто еще победу с меньшими неудобствами не одерживал. Не в первый раз у нас больные из госпиталей выходят, чтобы на приступ пойти; видела я сие всякий раз, когда великие события происходили; скажу больше, когда нынешним летом король Швеции на нас напал внезапно, приказала я государственным крестьянам рекрутов прислать, и чтобы сами они определили, сколько должна каждая деревня поставить. И что же из того вышло? Деревня, где тысяча мужчин проживает, прислала мне семьдесят пять превосходных рекрутов, другая, с четырьмя тысячами жителей, двести пятьдесят рекрутов поставила, третья, царскосельская, с тремя тысячами крестьян, отправила четыре сотни лошадей с людьми и телегами для перевозки боеприпасов. Все эти солдаты в финской кампании воевали с начала до конца, но это еще не все; окрестные губернии, а потом одна за другой и прочие, узнав, что происходит, предложили мне по одному батальону и одному эскадрону от губернии; одна только Москва десять тысяч человек бы предоставила, если бы я захотела. Народ наш от природы воинственный, и рекруты в один миг всему научаются; дворяне, и старые и молодые, все в армии служили, и когда в них истинная нужда есть, никто не отказывается; все как один встают на защиту державы или отечества, никого заставлять не нужно.
Принц де Линь Екатерине II, Вена, 18 сентября [1789 г.][727]