Сударыня,
Дабы Ваше Императорское Величество не сочли, что пишет Вам незадачливый сосед, раскаянию предающийся, какой бы ни был веры, не пугаю я Вас посылкою с подписью баронов или с перьями марабу, под бельем спрятанными. У китайского соседа глаза меньше, чем у других соседей нашей Российской империи, но видит он лучше. Глупости порой болтает, но их не делает, ибо имеет счастье не иметь при своем дворе тех интриганов, что водятся при дворах европейских.
Глаз соседа персидского[728] я не видал, но достанет ума у сей персоны уважать добрую свою соседку, коя никогда зла не причиняла никому, кроме королевств и империй, имеющих неосторожность на нее покуситься, — да и тем отвечает нехотя.
Как я большой эконом и в финансах понимаю не меньше герцога де Шуазеля, который финансами Вашего Императорского Величества всерьез озаботился[729], вижу я с грустью, что еще одна неизбежная трата предстоит. Не о планах побед речь, хоть сколько-нибудь подобных (блеском) победам Вашего Императорского Величества, ведь Вы величием своим память о себе укрепляете. Не в обиду никому будь сказано, памятники в саду на берегу Невы украсят тот прекрасный уголок, где провел я день восхитительный. Посему к ежедневным тратам на благотворительность, для коей сердце Вашего Императорского Величества служит казной неисчерпаемой, добавить придется только уплату за письма, которые не могу я не писать время от времени Вашему Императорскому Величеству.
Будь я завистлив, я бы графа Людвига фон Штаремберга[730], который будет иметь счастье повергнуться к стопам Вашего Величества, убил, чтобы не дать ему тем насладиться, что мне покамест еще недоступно. Впрочем, пусть живет, коль скоро выказал хороший вкус, здравый рассудок и острый ум, выхлопотав себе право в Петербург отправиться не столько для того, чтобы придворное известие сообщить, сколько для того, чтобы полюбоваться великой государыней, коя чувствует себя превосходно и коей вид ее так к лицу. Был у него выбор, и все, что он от меня знал и о чем ему молва поведала, помогло ему без промедления на поездку решиться, а тем временем упрочил он мою нежную привязанность к любезнейшему из моих родственников[731]. Сочтет он меня человеком очень ловким, все то услышав, что я ему сказал, а ведь сие есть лишь тысячная часть того, что я думаю. Все прочее в сердце моем осталось. Канцлер сердечный сего прочего не выскажет, потому что говорить не способен. Едва способен на письме заверить Ваше Величество в вечной моей признательности, и глубочайшем, но явственном восхищении, с коим имею честь оставаться,
Государыня,
Вашего Императорского Величества
Вена, 18 сентября.
Принц де Линь Екатерине II, Белград, 8 октября [1789 г.][732]
Государыня,
Не стану говорить, как говорил Буало великому королю: «
Вдобавок вспомнил я, что осмелился сказать Вашему Императорскому Величеству в последнюю, столь мучительную для меня минуту расставания, что буду иметь честь Вам написать из Белграда. Когда бы не мог вывести при дате письма столь прекрасное название, за перо, быть может, взяться бы не дерзнул. Однако ж обязан высказать Вашему Императорскому Величеству соболезнования насчет стольких сражений на море и на суше, шведам проигранных[734]. Сие есть правда несомнительная, ведь говорят об том король и «Курьер Нижнего Рейна». Да и впредь то же самое будет продолжаться, до той поры пока Ваше Величество обер-шталмейстера не отправит в открытое море, по примеру кавалера Эмо[735].
С неменьшей печалью узнал, что князь[736] широкими шагами движется вперед, чтобы затмить Очаков новой победой, еще более славной; что хан своего лагеря в Молдавии лишился по милости князя Репнина и что генерал Суворов остается генералом Суворовым и вызов на бой принимает, как другой принимает приглашение на завтрак.
Сейчас свел я знакомство с первым из пашей и тысячей[737] турок, ему подчиненных; легонько этих тварей поджарил. Какая честь и какое счастье видеть, что две империи, так сильно одна от другой отдаленные, победами сближаются на пространстве от Балтики до Адриатики! Без сомнения, стоит за всем этим некое божество, событиями управляющее, Существо Единственное и непоколебимое в своей
Счастлив буду я, ежели Вы, Государыня, мне мою болтовню простите и читать станете в моем сердце, в коем царите и кое постоянным восторгом пылает при виде Вашей славы и Ваших успехов, за которыми слежу я безотрывно; мои успехи в ходе этой осады, которыми фельдмаршал Лаудон[740] изволил быть доволен, ничто в сравнении с продолжением милостей, какие надеюсь я заслужить почтительнейшей преданностью, с которой честь имею пребывать
Государыня,
Вашего Императорского Величества
В Белграде 8 октября.
Екатерина II принцу де Линю, СПб., 5(16) ноября 1789 г.[742]
Господин принц де Линь. Счастлива я знать, как угадать можете, что Вы в Белграде находитесь; вспомните, прошу Вас, что с начала сей войны пламенное желание мое в том заключалось, чтобы попала сия крепость в руки моего друга и союзника; кажется мне, что твердила я Вам это раз двадцать. От всей души фельдмаршала Лаудона люблю за эту победу, а Вас хвалю за то, что Вы при сем взятии отличились, следственно, любезный принц, письмо Ваше из Белграда большое мне удовольствие доставило, восхищает меня этот город при дате письма, и только один город знаю, который еще бы лучше был. Но растолкуйте мне, что говорили Буало и тот король, кому Буало говорил: «победы прекрати иль прекращу писать я». Когда бы воскресли они оба нынче посреди Парижа и увидели все, что там делается, и все ужасы французского царствования? Разве не похоже это на ожившую басню о членах тела, восставших против желудка?..[743] Соболезнования Ваши насчет побед на суше и на море, королем шведским одержанных, принимаю я охотно; более того, надеюсь, что с Божьей помощью и со знанием дела ничего другого Вы мне насчет сражений на этом фронте никогда не скажете. Обер-шталмейстер хорошую компанию бы составил герцогу Зюдерманландскому[744] на море, а кавалер Эмо, какой он ни есть итальянец, вдобавок ни малейшей бы оттого зависти не испытывал. Героическим фарсам шведского короля несть числа; могли бы они составить превосходную материю не одной комической оперы[745]. Что же до моего князя Потемкина, который победу за победой одерживает, уверена я, что по его воле опустимся мы все на колени и запоем «Te Deum» еще до конца года. Поведение графа двух империй разом[746], который вызов на бой принимает, как другой принимает приглашение на завтрак, а равно и фельдмаршала принца Кобургского[747], который успешный разгром Великого Визиря и его армии всецело генералу Суворову приписывает, равным образом делают честь прямоте сих двух верных и славных воинов, да благословит Небо столь прекрасный пример и да позволит процветать тесному единению во всяком месте подданных обеих союзных империй. Тогда-то станете Вы не одного пашу, а целые стада этих тварей не поджаривать и не зажаривать, а наяривать кнутом без пощады, если только Господь, сильный в брани, нашему справедливому делу поддержку окажет. Когда бы видели Вы непоколебимость в действии в ту пору, когда король шведский со всем своим войском в Финляндию вошел в прошлом году, льщу себя надеждой, что остались бы довольны Вашей непоколебимой, сия безотложность всем к тому причастным превосходную возможность давала и душу, и умения обнаружить. Желательны мне, разумеется, не алтари, но уважение людей достойных, прошу Вас ко мне свое сохранить, премного его ценю, равно как и воспоминание о пребывании Вашем среди нас; Эрмитаж нескольких завсегдатаев лишился, граф де Сегюр в свое бурное отечество воротился, граф Мамонов женился и в Москву на жительство перебрался[748], голубой попугай умер и князь Шаховской за ним следом[749], прочие насельники эрмитажные в добром здравии, есть новоприбывшие и новорожденные, у которых нет недостатка ни в достоинствах, ни в заслугах[750]. Высшие сановники придворные хилыми становятся и согбенными, как и положено при их должности, иные притязают даже на камни в почках, апоплексию и проч., и проч., и проч. Алмазная комната все больше пустой стоит. Маленькие колонны растут и хорошеют умом и телом. Чернильница ни слез, ни смеха уж давно не рождает. Прощайте, любезный татарский принц, будьте здоровы и уверены в моем к Вам прежнем уважении и прежних чувствах дружеских.