– Это тоже интересно, – сказал Пьер, – но не так хорошо, как та картина. Я думаю, ты права, отказываясь в подобных сюжетах от всякого рода реализма.
Элизабет внимательно посмотрела на него, но он казался искренним.
– Вот видишь, теперь я работаю в таком направлении, – сказала она. – Пытаюсь использовать противоречивость и свободу сюрреалистов, но при этом управлять ими.
Она достала свой «Концентрационный лагерь», «Фашистский пейзаж», «Ночь погрома», которые Пьер рассматривал с одобрительным видом. Элизабет бросила на свои картины озадаченный взгляд. Строго говоря, чтобы быть настоящим художником, возможно, ей не хватало лишь зрителей? Разве в одиночестве любой требовательный художник не принимает себя за мазилу? Настоящий художник тот, чье творение реально существует. В каком-то смысле Клод не так уж был не прав, когда горел желанием, чтобы его пьесу поставили на сцене; творение становится реальностью, когда с ним знакомятся. Она выбрала одно из последних своих полотен, «Игру в убийство». Когда она ставила его на мольберт, то поймала удрученный взгляд Ксавьер, адресованный Франсуазе.
– Вы не любите живопись? – с усмешкой спросила она.
– Я ничего в этом не понимаю, – извиняющимся тоном ответила Ксавьер.
С обеспокоенным видом Пьер резко повернулся к ней, и Элизабет почувствовала, как в ее сердце закипает гнев. Они должны были предупредить Ксавьер, что это неизбежная неприятная обязанность, но Ксавьер начала терять терпение, а малейшая ее прихоть значила для них больше, чем судьба Элизабет целиком.
– Что ты об этом скажешь? – спросила она.
Это была смелая и сложная картина, которая заслуживала пространных объяснений. Пьер бросил на нее торопливый взгляд.
– Мне тоже очень нравится, – сказал он.
Он явно желал только одного: покончить с этим.
Элизабет убрала полотно.
– На сегодня довольно, – сказала она. – Не следует мучить эту малышку.
Ксавьер бросила на нее мрачный взгляд. Она понимала, что Элизабет не заблуждается на ее счет.
– Знаешь, – обратилась Элизабет к Франсуазе, – если хочешь, ты вполне можешь поставить пластинку. Только возьми деревянную иглу – верхний жилец недоволен.
– О да! – обрадовалась Ксавьер.
– Почему бы тебе не попробовать устроить выставку в этом году? – спросил Пьер, закуривая трубку. – Я уверен, что ты привлечешь широкую публику.
– Момент был бы неудачный, – ответила Элизабет, – время слишком уж неопределенное, чтобы давать ход новому имени.
– В театре, однако, дела идут неплохо, – заметил Пьер.
Элизабет нерешительно взглянула на него и внезапно сказала: