Гостья

– Вам нужно на Восточный вокзал, – сказал он.

Пьер выглядел озадаченным; он обратился к жандарму с одним из тех простодушных выражений, неожиданная наивность которых всегда до глубины души трогала Франсуазу.

– Я успею добраться туда пешком?

Жандарм рассмеялся.

– Специально для вас наверняка не будут раскочегаривать поезд, поэтому не стоит так спешить.

Пьер вернулся к Франсуазе. С двумя рюкзаками и в лыжных ботинках он выглядел на этой заброшенной площади таким маленьким и нелепым. Франсуазе показалось, что ей было недостаточно минувших десяти лет, чтобы дать ему понять, до какой степени она его любит.

– У нас еще есть маленькая отсрочка, – сказал он. И по его улыбке она увидела: он понял и знал все, что следовало знать.

Они пошли по маленьким улицам, на которых занималась заря. Было тепло, облака в небе окрашивались розовым светом. Можно было подумать, что это прогулка, такая же, как те, что они так часто совершали после больших ночных работ. Наверху, у лестниц, спускавшихся к вокзалу, они остановились; блестящие рельсы, послушно удерживаемые между асфальтовыми тротуарами, вдруг вырывались, путали пути и убегали в бесконечность. Некоторое время Пьер и Франсуаза смотрели на длинные плоские крыши поездов, выстроившихся у края платформы, где десять черных циферблатов с белыми стрелками показывали каждый половину шестого.

– Здесь наверняка соберется толпа, – с некоторой опаской сказала Франсуаза.

Она представила себе жандармов, офицеров и всю эту гражданскую сутолоку, которую видела на фотографиях в газетах. Однако вестибюль вокзала был почти пуст, не видно было ни одного мундира – только одиночные военнослужащие с рюкзаками за спиной да несколько семей, сидевших среди кучи тюков.

Пьер подошел к кассе, потом вернулся к Франсуазе.

– Первый поезд отходит в шесть двенадцать. Я пойду садиться в шесть часов, чтобы занять сидячее место. – Он взял ее за руку. – Можно еще немного пройтись, – сказал он.

– Какой странный отъезд, – заметила Франсуаза. – Я не представляла себе такого, все выглядит абсолютно непринужденно.

– Да, нигде не ощущается никакого принуждения, – отозвался Пьер. – Я даже не получил клочка бумаги с вызовом, никто не приходил за мной, я справляюсь о времени моего поезда, вроде какого-нибудь гражданского, у меня складывается впечатление, будто я еду по собственной инициативе.

– А между тем известно, что ты не можешь остаться. Можно подумать, что тебя подталкивает внутренняя неизбежность, – сказала Франсуаза.

Они немного отошли от вокзала, небо над пустынными авеню было ясным и ласковым.

– Не видно больше ни одного такси, и метро не работает, – сказал Пьер. – Как ты будешь возвращаться?

– Пешком, – отвечала Франсуаза. – Зайду к Ксавьер, а потом приведу в порядок твой кабинет. – Голос ее дрожал. – Ты сразу же мне напишешь?

– Еще в поезде, – заверил ее Пьер. – Но письма наверняка придут не скоро. Ты будешь терпеливой?

– О! Терпения у меня хоть отбавляй, – ответила она.