– Выглядит воинственно, – сказал Жербер. Он взял Франсуазу за руку. – Что за свинство! Невеселая тут, видно, жизнь. В Париже никого нет?
– Элизабет здесь, она охотно подставила бы мне плечо, чтобы поплакаться, но я избегаю ее по мере возможности, – ответила Франсуаза. – Забавно, у нее на редкость цветущий вид. Клод в Бордо. Но раз он один, без Сюзанны, думаю, она прекрасно мирится с его отсутствием.
– Что вы делаете целыми днями? – спросил Жербер. – Вы снова начали работать?
– Пока еще нет. С утра до вечера я толкусь с Ксавьер. Мы занимаемся стряпней, ищем друг для друга прически. Слушаем старые пластинки. Мы никогда не были так близки. – Франсуаза пожала плечами. – И я уверена, что никогда она меня до такой степени не ненавидела.
– Вы думаете? – спросил Жербер.
– Я в этом уверена, – отвечала Франсуаза. – Она никогда не говорит вам о наших отношениях?
– Нечасто, – признался Жербер. – Она остерегается. Она считает, что я на вашей стороне.
– Как это? – спросила Франсуаза. – Потому что вы защищаете меня, когда она на меня нападает?
– Да, – сказал Жербер. – Мы всегда спорим, когда она говорит мне о вас.
Франсуаза почувствовала укол в сердце. Что такого Ксавьер могла рассказывать о ней?
– Что же она говорит? – спросила Франсуаза.
– О! Она говорит что попало, – ответил Жербер.
– Знаете, вы можете сказать мне все, – проговорила Франсуаза. – При сложившихся отношениях нам нечего скрывать друг от друга.
– Я говорил вообще, – сказал Жербер.
Несколько шагов они сделали молча. Их заставил вздрогнуть какой-то свисток. Местный бородатый страж направлял свой фонарик на окно, откуда сочился тонкий лучик света.
– Для таких стариков это праздник, – заметил Жербер.
– Понятно, – отозвалась Франсуаза. – В первые дни грозили стрелять из револьвера по нашим окнам. Мы закутали все лампы, и теперь Ксавьер закрашивает окна синим.
Ксавьер. Естественно. Она говорила о Франсуазе. И, возможно, о Пьере. Досадно было воображать ее, самодовольно царившую в сердце своего крохотного, хорошо обустроенного мира.
– Когда-нибудь Ксавьер говорила вам о Лабрусе? – спросила Франсуаза.
– Она говорила мне о нем, – безразличным тоном отвечал Жербер.