– Конечно, Бернар, я все понимаю. Вы очень любезны. Не хочу вас утруждать, могу уйти уже сегодня, если расскажете, куда лучше пойти. Вы держите связь с партизанами?
Тень недовольства улеглась на чело Бернара. Полноценным связником он не был, но какую-то связь, безусловно, держал, чего не хотел афишировать перед посторонним.
– Нет, мы политикой не занимаемся, – неубедительно отозвался Бернар. – Считайте нас добрыми самаритянами – помогаем людям, попавшим в трудные ситуации. С тридцать восьмого года я владею магазинчиком в Соли, он находится в пяти минутах от дома на улице Журвиль. Продаю продукты и хозяйственные товары. Это единственный магазин в Соли, поэтому наш маленький семейный бизнес позволяет нам прокормиться. Доходы позволяют держать помощника. По этой же причине нас не трогают – если закроется магазин, властям это сильно не понравится. Мы водим знакомство с местными чиновниками и коллаборационистами, поэтому мои женщины могут смело ходить по улицам даже ночью. – Он снова покосился на дочь, улыбавшуюся загадочной и подозрительной улыбочкой Джоконды. – Они не болтливы, верно, Мирабель? Ты же никому не скажешь, что у нас был гость?
– Папа, ты серьезно? – изумилась Мирабель. – Я похожа на девушку, которой не терпится на виселицу? То есть за четыре года я ничему не научилась?
– Слишком рискованная ты у нас, Мирабель, – посетовал Бернар. – Пропадаешь неизвестно где, водишь знакомства с подозрительными лицами… Четыре года живем под оккупацией, Поль. До Бельфора отсюда четырнадцать километров, там стоит немецкий гарнизон, есть управление СС и зондеркоманд. Немцы часто устраивают облавы по деревням, могут пожаловать и туда, где власть прочно удерживает полиция. Иногда приходят подразделения коллаборационистов, устраивают рейды в лесах и горах, выкуривают партизан. Подобные мероприятия – каждый месяц. Как правило, партизан оповещают заранее, в администрациях есть свои люди. Но случаются и сюрпризы – несколько раз в нашей долине шли настоящие сражения. Партизан уничтожали, но они появлялись снова. Говорят, бывают и русские… Не скажу точно, куда вам идти, – Бернар смущенно кашлянул в кулак, – но в деревню вам соваться не стоит. За нашим домом – овраг, там кусты, камни. Двести метров на запад, пересечете ручей – и в лес. Дальше начнутся скалы. Может, кого и встретите, но не обещаю.
– Спасибо, Бернар, разберусь.
– Вы хорошо говорите по-французски, – высунулась из соседней комнаты Рене. – Как такое возможно?
– Сам не понимаю, мадам, – улыбнулся Павел. – Просто решил однажды выучить несколько языков. Но мои знания несовершенны, я никогда не смогу избавиться от акцента.
– Вы офицер? – уточнил Бернар.
– Да, офицер. – То, что офицеры в Красной Армии бывают разные, Павел решил не уточнять. – Прошу прощения, что разрушил ваши стереотипы о русских… У вас же были стереотипы?
– Не обращайте внимания, – махнул рукой Бернар. Мирабель засмеялась. – О, месье Поль, я вижу, вы наелись! Прошу простить, но мы думали, этого никогда не произойдет.
Павел мылся в специально приспособленном закутке. Извел две кадки теплой воды, оттерся мочалкой, потом начал все заново. Казалось, концлагерный дух впитался навсегда. Мирабель отогнула занавеску и протянула ему полотенце, хихикнув, когда он судорожно стал изображать из ладошки фиговый лист. Потом ему выдали одежду во «временное пользование» – сворованную плюс нательное белье и заштопанные шерстяные носки.
Когда он в новом облачении вернулся в дом, там уже стояла Мирабель и угрожающе щелкала ножницами. Она смеялась, получая удовольствие от происходящего. Прятала улыбку Рене, делал сложное лицо Бернар. Павел без жалости смотрел, как летят на пол рано поседевшие пряди и исчезает борода – сначала под ножницами, затем под туповатой бритвой. Мирабель не была профессиональным цирюльником, но справлялась ловко. Впрочем, оставила пару порезов и чуть не оттяпала ухо. Потом она задумчиво оглядела результат работы и непроизвольно облизнула губы. Возникло беспокойство: остались ли в этой деревне мужчины, с которыми она не переспала? И что по этому поводу думает чинное семейство?
Представители последнего вели себя сдержанно, хотя присутствие чужака их нервировало. Понять можно – за пригретого офицера Красной Армии они бы получили немедленную виселицу. Павел чувствовал себя неловко, предложил помочь по хозяйству. Мирабель прыснула, Рене посмотрела с ужасом и замотала головой.
– Если выйдете во двор, люди сразу спросят, кто вы такой, – вздохнул Бернар. – Слухи в Соли распространяются со скоростью пулеметной очереди. А вы иностранец, это за милю видно. Отдыхайте, я покажу вам комнату. К вечеру мы вас разбудим и еще покормим. За ночь наберетесь сил и сможете уйти. Но будьте осторожны, в департаменте появились вооруженные люди, говорящие по-русски. Это не партизаны, это люди, сотрудничающие с нацистским режимом. Местные полицейские говорят, что их специально завезли для борьбы с маки.
– Кто они такие? – насторожился Павел.
– Мы не знаем. Их прибыло не меньше батальона, они до зубов вооружены, одеты в немецкую форму, но говорят по-русски, и на шевронах у них трехцветное знамя – бело-сине-красное. И еще три буквы.
– РОА? – поморщился Павел.
Генерал Власов сдался в плен в 42-м году. 2-я Ударная армия, которой он командовал, гибла в волховских болотах после неудачной попытки снять блокаду с Ленинграда, а он в компании любовницы вышел к немцам и заявил о готовности сотрудничать. Боевой генерал, именно его войска внесли решающий вклад в разгром немецкой группировки под Москвой. Что случилось с человеком? Откуда такая ненависть к обласкавшим его советским властям? За несколько месяцев он сформировал так называемую Русскую освободительную армию. Не сказать, что Власов пользовался дикой популярностью среди людей, оставшихся на оккупированной территории, но быстро собрал войско из военнопленных, бывших кулаков, затаившихся врагов советской власти и прочих асоциальных элементов. Впрочем, успехами в боях это войско не блистало – не было такого случая, чтобы участие РОА повлияло на ход Восточной кампании. Солдат Власова использовали для карательных операций в тылу и устрашения мирных жителей. Они охраняли грузы, коммуникации. Отправить часть потешного воинства во Францию – неглупое решение. В борьбе с гражданскими предателям не было равных.
Семье Дюссо Павел мог доверять. Эти люди могли его сдать, но не сдали. Он спал в отдельной комнате, на широкой, невероятно мягкой кровати, под чистым бельем. Когда надоедало спать, подходил к открытой форточке и курил выданные хозяином папиросы «Житан», от которых кружилась голова и обострялось чувство блаженства. Воздух Бургундии был непривычно свеж, майор никогда не дышал таким чистым воздухом.