– Я не понимаю, я ничего не понимаю, что вы говорите, – упорно твердил Павел.
Позиция для атаки была невыгодной, он бы не смог одолеть в рукопашной троих крепких парней. Это не с Мирабель любовными утехами заниматься, здесь сила нужна и реакция.
– Ну все, падла, хана тебе, стреляйте его, мужики, – процедил Карпуха.
Парень был неглуп, следил за реакцией и что-то подметил – движение глаз или дернувшийся кулак.
– В натуре, мужики, он все понимает, я же говорил!
От скорой расправы спас мотоциклетный треск: с востока приближался еще один мотоцикл. За рулем сидел власовский офицер – нахмуренный, сосредоточенный, работал рукояткой газа. В коляске прикорнул пулеметчик с погонами ефрейтора. Бойцы стали быстро приводить себя в порядок, застегнулись, подтянули ремни. Офицер остановился на дороге, стал неприязненно разглядывать своих подчиненных. Он был опрятен, осанист, любил дисциплину – явно из бывших командиров РККА.
– Что, Усольцев, уже целый час блаженствуете, не опухли еще от безделья? – процедил офицер. – Я зачем вас сюда послал? Чтобы на солнышке чманели и задницы свои грязные отмывали? Немцы приедут – устроят вам помывочный день!
– Никак нет, господин старший лейтенант, – вытянулся по швам плешивый. – Грешны, на минуту расслабились, задержались. Но теперь опять несем службу.
– Несут они… – проворчал лейтенант. – А это что за туловище? – кивнул он на Романова.
– Подозрительное лицо, господин старший лейтенант, – отчитался боец. – Подозревается в связях с лесными бандитами. Есть основания полагать, что он из русских, хотя шарит под француза.
– Да неужели? – пробормотал офицер, мазнув безразличным взглядом незнакомца. – Тогда почему он еще жив? В общем, заканчивайте и направляйтесь к Соли. Господа фашисты изволят провести смотр нашего доблестного войска, которое, мать его, надо собирать по лесам и перелескам! Учтите, всех не соберу – обещаю три часа усиленной боевой и политической подготовки!
Мотоциклист крутанул рукоятку газа и покатил дальше собирать свою обленившуюся армию. Власовцы подождали, пока он скроется за косогором. Треск затих.
Казачок Карпуха первым повернулся к «подозрительному лицу» и тут же получил тяжелый удар кулаком в глаз. Этого типа надо было сразу вывести из строя, чтобы уменьшить число врагов. Удар удался, предатель повалился навзничь, с головы свалилось кепи, да еще и при падении ударился затылком о торчавшую педаль мотоцикла. Он потерял сознание, синяк под глазом расцвел практически мгновенно. Остальные остолбенели. Хватать упавший карабин времени не было.
– Шмаков, мочи его! – взвизгнул лысый, изменившись в лице. Где же была его интуиция военного корреспондента?
Щекастый Шмаков мог бы накинуться, сбить с ног, но вместо этого стал сдергивать с плеча карабин. Плешивый Усольцев и вовсе замешкался – не привыкли эти братцы встречать опасность в лицо. Павел рванул вперед, мобилизуя все, что у него осталось, вырвал у Шмакова карабин, одновременно послав пятку в живот Усольцеву. Получилось в пах, но тоже неплохо. Коварный удар, но нечего тут! Бывший военкор схватился за низ живота, заорал благим матом. Теперь ему точно ни до чего не было дела.
Шмаков попытался ударить майора в лицо – кулак просвистел мимо, Павел отклонился. Вспыхнуло ухо, но это не беда, главное, что цело. Ответный удар пробил Шмакову грудную клетку, он подавился. Он орал, брызгал слюной, побагровел, как перезревшая слива. Этот лось был сильный и здоровый, свалить его было непросто. Оба работали кулаками, мало заботясь, куда попадают, – лишь бы вывести противника из равновесия. Вражеская морда пыхтела перед глазами, кровь брызгала из рассеченной кожи на костяшках. Ком вырос в горле, дышать стало нечем – этот негодяй все же произвел удар под дых. Мир качнулся. Павел начал отступать, но еще отвечал на удары. Тело нестерпимо горело. Шмаков воспрянул, взревел, как буйвол, бросился вперед, полагая, что победа в кармане. Будучи еще примерным советским гражданином, он явно занимался боксом. Павел пропустил еще один удар, ахнула пораженная челюсть, и тут власовец подставился. Корпус открылся на пару мгновений, Романов послал кулак в район щитовидки, и удар оказался хорош! Шмаков уронил руки, закашлялся, глаза поплыли из орбит. Силы иссякали, но Павел ударил вторично в ту же область. Противник отступил, у него подогнулись ноги. Толкнуть его, сделав подножку, оказалось несложно. Туша врага повалилась на землю. Павел тоже опустился, ноги не держали. Они лежали рядом, тяжело дыша, и беспомощно вращали глазами.
– Конец тебе, сука, – выдавил из горла Шмаков.
Пальцы скребли глинистую землю, он изгибался коромыслом, обливался потом. Последний удар оказался парализующим. Ладно, конец так конец, сколько уже этих концов было…
Павел не растрачивал впустую слова, перевернулся на бок. С этого положения он мог бить только локтем, что и сделал, ударил Шмакова в горло. Тот вздрогнул, выплюнул сгусток крови, который тут же залил ему лицо. Романов ударил еще. Вспыхнул нерв, онемела рука. Он явственно слышал, как хрустнул шейный позвонок. Ну все теперь… Неприятель трясся, пускал пузыри.
Силы оставили беглого майора. Кожа немела, закрывались глаза – самое время передохнуть. И все же он встал, как мертвец из могилы.