– Но здесь нет другой дороги… – Боннэр кусал губы.
– Дорога есть, – возразил Павел. – И я весьма сожалею, что мы ею сразу не воспользовались. Уверен, что сейчас она свободна, ведь все силы партизан здесь, и перебросить их в ущелье Карбен они попросту не успеют.
– Ущелье Карбен? – озадачился Боннэр. – Да, мы знаем эту дорогу. Но она далекая, объездная, мы потеряем лишний час…
– Не совсем так, гауптштурмфюрер. Вы потеряете минут тридцать. Но разве есть другой выход?.. Дело ваше, но сохрани я своих людей – непременно бы ею воспользовался… Нужно ехать назад, через километр повернуть на развилке, сделать дугу, а потом пройти пару километров по ущелью. Вы подойдете к горе Манжино с северо-восточной стороны и нанесете внезапный удар с севера по Конте… Маки решат, что вы уходите, им и в голову не придет, что вы воспользуетесь объездной дорогой… Впрочем, поступайте как хотите, гауптштурмфюрер, у вас есть свой приказ. Нам же осталось лишь добраться до Шабли и доложить об этом позорном провале…
Павел в изнеможении опустился на траву и вынул из кармана мятую пачку «Житана».
Гауптштурмфюрер сильно нервничал. Мысль о постановке в голову не пришла. Акцент «обер-штурмфюрера Кассена» можно было списать на что угодно. Все выглядело естественно и убедительно… Стонали от боли, ползая по траве, «выжившие»… Объездную дорогу он знал, таковая значилась на карте. Но воспользоваться ею на ум не пришло – с какой, позвольте, стати?
– Вашим людям требуется медицинская помощь? – мрачно спросил он.
Павел отмахнулся.
– Оставьте, не теряйте время. Огнестрельных ранений у них нет, только ссадины и ожоги. Одна машина точно на ходу, мы доберемся до Шабли… Действуйте как считаете нужным, теперь это ваша проблема. Проведите разведку местности, если этого требует обстановка…
Задача у Романова была непростая, ему надо было убедить гауптштурмфюрера, что он должен пойти через Карбен. Место для засады было идеальным, в отличие от леса за его спиной, где засада по факту невозможна, и хорошо, что противник об этом не знал. Часть отряда со всеми оставшимися боеприпасами выдвинулась в ущелье час назад, они уже на месте, и будет крайне досадно, если гауптштурмфюрер примет другое решение.
Но чаша весов склонилась туда, куда нужно. Боннэр вынул карту, развернул ее, быстро посовещался с прибывшими ротными командирами. На лицах читались сомнения, но выбора у них не было – приказ есть приказ. Унтер-офицеры покрикивали, солдаты в маскировочных комбинезонах бежали к лесу, заводились двигатели застрявших на дороге машин. Солдатня рассаживалась. Боннэр потерял интерес к «пострадавшим» и побежал к своей машине, крича водителям, чтобы искали место для разворота. Кожа онемела, Павел почти не шевелился – неужели сработало?! Ей-богу, отгремит война – можно актером в драмтеатр устраиваться!
Опушка опустела, шум колонны затихал.
Ноги дрожали. Майор снова пошарил по карманам в поисках папирос.
Антуан пытался завести машину, капот основательно обгорел, и она не заводилась. Он махнул рукой. Озорные дьяволята плясали на его молодом лице.
Гуссак вытянул шею и внимательно обозрел опушку. Потом вытер пот со лба и засмеялся:
– У нас все получилось, Поль, как такое может быть?
– То есть на успех ты не рассчитывал? – ухмыльнулся Павел. – А зачем тогда участвовал?
– Нацистов не люблю, – признался партизан. – Они мой дом сожгли в Мартене, сестренку в Германию на работы угнали, многих друзей и родственников расстреляли…
Двигатель второго «Кюбельвагена» завелся. Развернуться было непросто, Клаус Шенк вел машину задним ходом, ее болтало от обочины к обочине. Двигатель работал, но чересчур громко – не к добру.
Физиономия Мердена цвела от злорадства. Клаусу Шенку тоже отказала невозмутимость – он вздрагивал от смеха.