— Забываете, мистер Престон: мисс Гибсон призналась, что желала танцевать с тем, кто ее пригласил, — в этом вся разница, так что вряд ли я что-то могу посоветовать.
Ответил ли что-нибудь собеседник, Синтия не слушала, а вскоре ее увел очередной кавалер. К немалому раздражению Молли, мистер Престон занял освободившееся место. Сначала она опасалась, что джентльмен пригласит на танец, однако тот протянул руку к букету, оставленному Синтией на попечение сестры. Букет этот серьезно пострадал от жары и уже не выглядел таким свежим, как поначалу, в отличие от букета Молли, который, во‐первых, не претерпел изъятия красных цветов, сейчас украшавших темные кудрявые волосы, а во‐вторых, хранился намного бережнее, но Престон не сомневался, что это вовсе не тот букет, который он прислал.
— Вижу, мисс Киркпатрик не оказала мне чести взять букет, который я ей прислал. Полагаю, она получила его вместе с запиской?
— Да, — подтвердила Молли, — но эти цветы нам прислали раньше.
Миссис Гибсон поняла, что ситуация затруднительная, и умело пришла на помощь:
— Ах да! К сожалению, два прелестных букета были присланы из Хемли-холла — видите, какая красота у Молли в руках, — гораздо раньше вашего подарка, мистер Престон. Вы уж не сердитесь.
— Счел бы себя польщенным, если бы мой букет взяли вы, поскольку юные леди уже имели цветы. Старательно выбирал его у Грина, и, осмелюсь заметить, он куда изысканнее того, что мисс Гибсон так трогательно оберегает.
— О, это потому, что самыми эффектными цветами Синтия украсила мои волосы! — горячо воскликнула Молли.
— Неужели? — произнес Престон, явно обрадовавшись, что Синтия не придала букету от Хемли особого значения.
Поднявшись, он встал в кадриль следом за мисс Киркпатрик, и Молли заметила, что Синтии пришлось отвечать на его вопросы — явно против воли. Почему-то и его лицо, и манеры выражали власть над ней. Синтия выглядела недовольной, расстроенной, сердитой, обиженной, однако перед завершением танца явно ответила согласием на просьбу, поскольку мистер Престон удалился с неприятной улыбкой удовлетворения на красивом лице.
Все это время по залу распространялся недоуменный шепот относительно опоздания общества из Тауэрс-парка, и многие подходили к миссис Гибсон за разъяснениями, как будто она считалась признанным авторитетом в делах и планах графа и графини Камнор. Поначалу такое отношение льстило, но скоро неосведомленность поставила ее на одну доску с вопрошающими. Особенно переживала миссис Гуденаф: вот уже полтора часа она не снимала очки, чтобы с первой же минуты насладиться блестящим зрелищем.
— У меня сегодня разболелась голова. Надо было просто отправить деньги и остаться дома: видела множество подобных балов и милорда с миледи в их лучшую пору, — но все только и твердили, что о герцогине и ее бриллиантах, вот я и подумала, что еще ни разу не видела ни того ни другого. И потому приехала сюда, а дома напрасно расходуются уголь и свечи, потому что приказала Салли сидеть и ждать моего возвращения. Ненавижу пустые траты. Уродилась в матушку: таких бережливых хозяек, как она, сейчас уже не найдешь. Она была настоящей экономкой и на крошечный доход воспитала девятерых детей. Не позволяла нам проявлять экстравагантность, даже в случае холода. Когда кто-то из нас простужался, пользовалась случаем и стригла нам волосы. Говорила, что незачем болеть дважды, когда и одного раза достаточно: после стрижки мы непременно болели. И все же, несмотря ни на что, хочу, чтобы герцогиня приехала.
— Ах, только представьте, каково мне, — вздохнула миссис Гибсон. — Так давно не видела дорогих друзей, а вчера, пока гостила в Тауэрс-парке, совсем не успела с ними побеседовать: герцогиня хотела слышать мое мнение относительно приданого леди Эллис и задавала столько вопросов, что на это ушло все время. А когда прощались, леди Харриет выразила надежду на встречу сегодня, но уже почти двенадцать.
Все, кто претендовали на некую причастность к аристократии, болезненно страдали от отсутствия графской четы. Даже музыканты не желали играть очередной танец из опасения, что его прервет появление знатных особ. Мисс Фиби Браунинг защищала их, а мисс Кларинда со спокойным достоинством обвиняла, зато мясники, пекари и другие лавочники радовались свободе и веселились от души.
Внезапно послышался шум, все засуетились, и зал наполнился громким шепотом. Музыка смолкла, танцующие замерли в странных позах. Наконец-то вошел лорд Камнор в парадном мундире под руку с внушительных габаритов дамой средних лет, одетой совершенно нелепо: в яркое муслиновое платье, с живыми цветами в волосах, но без намека на украшения, а тем более бриллианты. И все же это наверняка герцогиня. Но что за герцогиня без бриллиантов, в платье, больше пригодном для дочери фермера Ходсона! Неужели это герцогиня? Вокруг миссис Гибсон быстро собралась небольшая толпа: все жаждали услышать подтверждение унизительной догадки. Следом за герцогиней шествовала леди Камнор, в черном бархатном платье больше похожая на леди Макбет. Сходство усугублялось мрачным выражением красивого лица, подчеркнутым заметными морщинами. Далее выступала леди Харриет и другие леди, среди которых выделялась одна, одетая в точности как герцогиня, и в отношении платья больше похожая на сестру, чем на дочь. Явился лорд Холлингфорд — с некрасивым лицом, нескладной фигурой и благородными манерами, — а также полдюжины более молодых джентльменов: лорд Альберт Монсон, капитан Джеймс и другие особы их возраста и положения: все они критически осматривали зал. Явно не обращая внимания на вызванную их появлением заминку, долгожданные гости направились к приготовленным для них почетным креслам. Танцующие пары распались, многие вернулись на свои места, А когда музыка возобновилась, в центре зала собралось меньше половины танцоров.
Леди Харриет, в отличие от мисс Пайпер возражавшая против прогулки по залу в одиночестве не больше, чем если бы головы зрителей оказались кочанами капусты, очень быстро заметила Гибсонов и сразу к ним направилась.
— Вот и мы наконец. Как поживаете, дорогие? О, малышка Молли! Чудесно выглядите! Правда, мы постыдно опоздали?
— Но сейчас всего лишь половина первого, — успокоила ее миссис Гибсон. — Должно быть, обед закончился очень поздно.
— Дело не в обеде, а в этой дурно воспитанной даме, которая после обеда поднялась в свою комнату и пропала там вместе с леди Эллис. Мы решили, что их наряды столь великолепны, что требуется время, дабы их надеть. В половине одиннадцатого мама послала к ним служанку сообщить, что экипажи поданы, но герцогиня потребовала бульон и, наконец, появилась в этом жутком детском платьице. Мама страшно на нее сердита, многие раздражены из-за того, что приехали поздно, а кое-кто и вообще считает, что не стоило ехать. Папа единственный, кто ничуть не переживает.
Затем, повернувшись к Молли, леди Харриет поинтересовалась: