— Много танцуете, мисс Гибсон?
— Да, почти каждый танец.
Казалось бы, ничего особенного, однако сам факт обращения леди Харриет к Молли подействовал на миссис Гибсон так, что она почувствовала себя уязвленной, но, разумеется, не проявила своих чувств, а просто пресекла любую возможность их дальнейшего общения, заняв место.
Леди Харриет пришлось сесть возле миссис Гибсон и, как потом заметила миссис Гуденаф, она «выглядела как все». Почтенная особа произнесла данное суждение, чтобы извиниться за небольшую неприятность, в которую случайно попала. Вооружившись очками, миссис Гуденаф пристально рассматривала аристократическое общество и громко расспрашивала мистера Шипшенкса — управляющего графа и своего доброго соседа, — кто есть кто. Напрасно тот пытался охладить ее пыл, отвечая шепотом. Дело в том, что миссис Гуденаф не только плохо видела, но и плохо слышала, а потому приглушенные ответы вызывали свежий поток вопросов. Прежде чем отправиться домой, дабы зря не тратились уголь и свечи, пожилая дама, после того как любопытство было удовлетворено, случайно остановилась напротив миссис Гибсон и, продолжая начатый разговор, заметила:
— В жизни не видела такой захудалой герцогини! Ни единого бриллианта! Вообще не на кого смотреть, кроме графини, а она, как всегда, выглядит достойно: даже похудела немного, — а больше ничего примечательного, так что и ждать столько было незачем.
Возникла пауза, а потом леди Харриет подала даме руку и проговорила:
— Вы меня не помните, но я видела вас в Тауэрс-парке. Леди Камнор действительно заметно похудела, но мы надеемся, что это пойдет на пользу здоровью.
— Это леди Харриет, — пояснила миссис Гибсон с отчаянной укоризной.
— Господи! Ваша светлость! Надеюсь, я не оскорбила вас? Понимаете, я и приехала-то ради того, чтобы увидеть герцогиню: думала, она пожалует в ожерелье и диадеме. В моем возрасте это был единственный шанс увидеть столь великолепное зрелище! Вот и сидела допоздна. А вышло вон как…
— Я тоже расстроена, — поддержала пожилую даму леди Харриет. — Хотела приехать пораньше, но не вышло, а сейчас прямо сбежать хочется и спрятаться под одеялами.
Признание прозвучало настолько просто и мило, что миссис Гуденаф расплылась в улыбке, а от ворчания перешла к комплиментам.
— Ах, вы само очарование! Вы уже простите, что бормочу не пойми что: я старая, и мне уже это позволено.
Леди Харриет встала, присела в глубоком реверансе, а затем пожала руку даме и проговорила:
— Не смею вас задерживать, но обещаю: если когда-нибудь стану герцогиней, то непременно приеду лично к вам во всех своих драгоценностях. Доброй ночи, мадам!
Миссис Гуденаф направилась к выходу, а леди Харриет воскликнула:
— Вот, знала, что так и будет! Причем накануне выборов в графстве!
— Не стоит так переживать из-за миссис Гуденаф, она постоянно ворчит! Уверена, что больше никто не станет сетовать на ваш поздний приезд, — заверила ее миссис Гибсон.
— А что скажете вы, Молли? — неожиданно спросила леди Харриет. — Не считаете, что своим опозданием мы потеряли популярность среди избирателей? Отвечайте правдиво, как всегда!
— Не знаю, как насчет популярности или голосов, — неохотно сказала Молли, — но думаю, что многих огорчил столь поздний приезд хозяев Тауэрс-парка. Разве это не доказательство популярности?
— Вы очень дипломатичны, — улыбнулась леди Харриет, похлопывая веером по щеке.