В это же время Роджера тяготило еще одно туманное семейное обстоятельство: Осборн — старший сын и наследник — скоро станет отцом. Поместье Хемли переходило к «наследнику мужского пола, рожденному в законном браке». Но был ли этот брак законным? Сам Осборн не только не сомневался, но и никогда об этом не задумывался, а Эме, сама наивность, скорее всего вообще не задавалась подобными вопросами. И все же кто мог сказать, сколько несчастий и теней незаконного происхождения таило будущее? Однажды, сидя рядом с беспечным, ленивым, легкомысленным Осборном, Роджер начал расспрашивать брата о подробностях брака, и тот инстинктивно почувствовал, к чему клонит многомудрый ранглер. Дело не в том, что Осборн не стремился к полной легальности в отношении жены, а просто так плохо себя чувствовал, что не хотел вникать в юридические тонкости. Его состояние напоминало рефрен скандинавской пророчицы Грея: «Оставь меня; оставь меня в покое».[39]
— Почему бы тебе не рассказать, как ты оформил брак.
— Как ты надоедлив, Роджер! — отозвался Осборн.
— Согласен, и все же!
— Я же говорил, что нас поженил Моррисон. Помнишь старину Моррисона из Тринити-колледжа?
— Самый добрый и бестолковый парень из всех, кого я знаю.
— Так вот: он принял сан, но экзамены так его утомили, что он выпросил у отца пару сотен и отправился путешествовать на континент. Собирался добраться до Рима, потому что слышал, какие там теплые зимы, и в августе оказался в Метце.
— Не понимаю, с какой целью.
— Он и сам этого не знал. Никогда не был силен в географии. Очевидно, решил, что раз Метц произносится по-французски, значит, должен находиться по пути в Рим. Кто-то в шутку так ему сказал. Но для меня стало удачей встретить его там, так как я твердо решил жениться, причем безотлагательно.
— Но ведь Эме принадлежит к католической церкви?
— Верно! Но я, как тебе известно, нет. Уж не подозреваешь ли, что я способен ее обмануть, Роджер? — Осборн внезапно выпрямился в кресле, покраснел и с негодованием посмотрел на брата.
— Ничуть! Уверен, что на такое ты не способен. Но ведь родится ребенок, а это поместье переходит по мужской линии, причем исключительно законной. Хочу знать, легален ли брак. Что-то мне подсказывает, что вопрос щекотливый.
— О! — выдохнул Осборн и снова откинулся в кресле. — Если речь об этом, то следующий наследник — ты, а тебе я доверяю как самому себе. Прекрасно знаешь, что брак мой настоящий, и я считаю его вполне законным. Мы отправились в Страсбург. Эме пригласила подругу — француженку средних лет, уже побывавшую и подружкой невесты, и дуэньей, и все мы предстали перед мэром… или префектом? Как он называется? Думаю, Моррисон веселился от души. В префектуре я подписал множество бумаг, причем не читая. Испугался, что осознанно не смогу подписать. Это был самый надежный план. Эме дрожала так, как будто вот-вот упадет в обморок. Потом мы поехали в ближайшую англиканскую церковь, в Карлсруэ. Пастора на месте не оказалось, поэтому Моррисон без труда арендовал помещение и на следующий день нас обвенчал.
— Но ведь наверняка должен существовать какой-то документ или сертификат?
— Моррисон обещал выправить все необходимые бумаги. Он должен знать свое дело. А я знаю, что хорошо заплатил ему за работу.
— Вам придется пожениться еще раз, — решительно заявил Роджер. — Причем до рождения ребенка. У тебя есть свидетельство о браке?
— Наверное, осталось у Моррисона, но брак легальный и по английским, и по французским законам. Правда, старина. Где-то лежат бумаги от префекта.
— Ерунда! Вам надо срочно пожениться в Англии. Эме ходит в римско-католическую часовню в Престаме, не так ли?
— Да. Она настолько предана своей вере, что ни за что на свете я не осмелился бы ее потревожить.
— Значит, обвенчаетесь и там, и в церкви того прихода, где она живет, — твердо заключил Роджер.