Однако Синтия восприняла сигнал именно так, как надо: предназначенные для позднего обеда куропатки были немедленно поставлены на огонь; из буфета явился лучший фарфор, а стол украсился цветами и фруктами, аранжированными с обычным тонким вкусом. Поэтому, когда было объявлено, что ленч подан и можно пройти в столовую, леди Харриет сразу подумала, насколько излишними были извинения хозяйки, и еще раз убедилась, как хорошо устроилась Клэр. Синтия присоединилась к трапезе — как всегда, элегантная, само очарование, — но гостья почему-то почти не обратила на нее внимания. Присутствие девушки сделало разговор общим, и леди Харриет поделилась несколькими новостями, не имевшими для нее особой ценности, но обсуждавшимися в Тауэрс-парке.
— Лорд Холлингфорд тоже собирался к нам присоединиться, — поведала гостья, в частности, — однако был обязан — или счел себя обязанным, что одно и то же, — задержаться в городе из-за наследства Кричтона.
— Наследство? Лорду Холлингфорду? Как это мило!
— Не спешите радоваться. Ничего, кроме суеты. Слышали о богатом эксцентрике мистере Кричтоне, который недавно умер и, полагаю, воодушевленный примером лорда Бриджуотера, оставил попечителям, одним из которых является мой брат, крупную сумму? Деньги предназначены для того, чтобы отправить в научное путешествие достойного человека, который привезет на родину образцы фауны далеких стран, чтобы составить основу музея имени Кричтона и тем самым увековечить светлый образ благодетеля. Вот какие причудливые формы принимает человеческое тщеславие! Иногда оно поощряет филантропию, а иногда способствует развитию науки.
— А мне это представляется весьма похвальным и полезным, — благоразумно заметила миссис Гибсон.
— С точки зрения общественного блага — несомненно, однако для семьи это означает лишь то, что Холлингфорд остается в городе, точнее — ездит из Лондона в Кембридж и обратно. И там и там пусто и скучно, а мы ждем его в Тауэрс-парке. Вопрос надо было решить давным-давно, тем более что существует опасность прекращения действия завещания. Двое других попечителей сбежали на континент, заявив, что полностью доверяют Холлингфорду, но на самом деле просто хотели избежать ответственности. Впрочем, по-моему, ему процесс нравится, так что ворчать не следует. Брат считает, что выбрал лучшего из всех возможных кандидатов, причем в нашем графстве. Это молодой Хемли из Хемли. Вопрос, однако, в том, отпустит ли его колледж. Он член Тринити, старший ранглер или что-то в этом роде. Там сидят не дураки, чтобы отправлять своих лучших людей на съедение львам и тиграм!
— Наверное, Роджер Хемли! — радостно воскликнула Синтия.
— Но он не старший сын, а потому вряд ли его можно назвать Хемли из Хемли, — возразила миссис Гибсон.
— Как я уже сказала, человек Холлингфорда — член Тринити-колледжа, — подчеркнула леди Харриет.
— Значит, это мистер Роджер Хемли, — повторила Синтия. — И он сейчас в Лондоне по делам. Какую приятную новость услышит Молли, когда вернется домой!
— А при чем здесь Молли? — заинтересовалась леди Харриет. — Неужели … — Гостья вопросительно посмотрела на хозяйку, но вместо ответа миссис Гибсон бросила на дочь выразительный, полный значения взгляд, которого та, впрочем, не заметила.
— Ах нет. Вовсе нет! — Миссис Гибсон слегка кивнула в сторону дочери, словно хотела сказать: «Уж если кто его и заинтересует, то это она».
Леди Харриет наконец-то посмотрела на хорошенькую мисс Киркпатрик с интересом. Брат восторженно отзывался о молодом мистере Хемли, так что он вполне заслуживал наблюдения.
— А где Молли сейчас? — вдруг спросила гостья. — Хотелось бы увидеть мою маленькую наставницу. Говорят, она очень выросла.
— О, когда увлекается сплетнями с сестрами Браунинг, забывает про время, — пояснила миссис Гибсон.
— Так она у них? Обожаю этих Пекси и Флепси (в отсутствие Молли позволительно их так называть). Прежде чем уехать домой, непременно навещу сестер и, надеюсь, еще застану там свою дорогую Молли. Знаете, Клэр, я успела полюбить эту девушку!
Так, несмотря на хитрость и уловки, миссис Гибсон была вынуждена смириться с уходом леди Харриет на полчаса раньше, чтобы «заслужить популярность» (как та выразилась), навестив сестер Браунинг, но Молли покинула гостеприимный дом еще до приезда ее светлости.
В качестве искупления вины она отправилась на далекую ферму Холи, чтобы заказать сливы. Вина заключалась в обиде на грубый маневр, которым мачеха выдворила ее из дому. Конечно, Синтию она не встретила, а потому одна пошла по узким дорожкам между зелеными изгородями. Поначалу Молли терзала себя вопросами, насколько правильно оставлять без внимания небольшие домашние неурядицы: хитрости, уловки, искажения правды, то и дело имевшие место после женитьбы отца. Очень часто девушка с трудом сдерживалась: не хотелось доставлять отцу неприятности, но порой и лицо доктора выражало болезненное осознание несоответствия поведения жены его идеалам. Молли не знала, правильно ли все замалчивать. Из-за того что ей порой недоставало терпения, а также не было опыта в тех или иных жизненных обстоятельствах, она часто с трудом сдерживалась, чтобы не высказать мачехе суровую домашнюю правду. Но, возможно, пример отца (предпочитавшего молчать) и проявление доброты со стороны миссис Гибсон (в хорошем настроении она по-своему благоволила Молли) заставляли держать язык за зубами.
Тем вечером, за обедом, миссис Гибсон передала свой разговор с леди Харриет, по обыкновению придав ему личную окраску и намекнув, что было сказано много доверительного, чего она не может повторить. Трое слушателей внимали повествованию, не перебивая и не обращая особого внимания на подробности, однако лишь до того момента, когда она упомянула об отъезде лорда Холлингфорда в Лондон и причине его долгого отсутствия.
— Роджер Хемли отправится в научную экспедицию! — воскликнул внезапно воспрянувший духом мистер Гибсон.