— Поверь: я вовсе не желаю ему зла! И если, как ты говоришь, он совсем здоров, я буду только рада! — наконец испугалась по-настоящему миссис Гибсон.
— Кто сказал? — стоял на своем доктор.
— Если уж ты придаешь этому такое значение, то сам и сказал… или доктор Николс. Забыла.
— Я никогда не обсуждаю ни с кем подобные темы, как, впрочем, и доктор Николс. Лучше скажи правду, потому что до тех пор, пока я ее не узнаю, мы не покинем эту комнату.
— Лучше бы я до конца дней осталась одна, — проговорила обиженно миссис Гибсон, осматриваясь в тщетной надежде найти какую-нибудь нору, чтобы спрятаться.
Затем, словно на что-то решившись, она резко развернулась и заявила:
— Если не хочешь, чтобы кто-то услышал твои медицинские секреты, не обсуждай их так громко. В тот день, когда здесь был доктор Николс, мне потребовалось зайти в кладовку. Поварихе понадобилась банка варенья, и она остановила меня, когда я как раз оттуда выходила, вот и…
Она замолчала и сделала вид, что готова опять заплакать, но муж не позволил, потребовав продолжения:
— Полагаю, наш разговор ты подслушала?
— Всего лишь пару фраз, — почти с облегчением подтвердила миссис Гибсон.
— Каких именно? — строго уточнил доктор.
— Ты что-то сказал, и доктор Николс заключил: «Если у него аневризм аорты, то дни его сочтены».
— Что-нибудь еще?
— Да. Ты ответил: «Надеюсь, что ошибаюсь, но, на мой взгляд, симптомы вполне определенные».
— Откуда ты знаешь, что мы обсуждали Осборна Хемли? — осведомился доктор, видимо, рассчитывая сбить жену с толку.
Но едва почувствовав, что он решил ввести ее в заблуждение, миссис Гибсон воспрянула духом и заговорила куда увереннее, чем мгновение назад:
— Первое, что услышала, это имя, а потом уж…
— Значит, признаешь, что подслушивала?
— Да… — подтвердила миссис Гибсон чуть дрогнувшим голосом.
— Но как ты сумела запомнить диагноз?