— Потому что пошла… только не сердись: не вижу в этом ничего плохого…
— Не пытайся умерить мой гнев! Итак, пошла… куда?
— В кабинет и посмотрела в справочнике. Разве это преступление?
Мистер Гибсон не ответил и даже не взглянул на жену. Побледневший, хмурый, он наконец встал, тяжело вздохнул и произнес:
— Что же! Полагаю, как варим, так и печем?
— Не понимаю, о чем ты. — Миссис Гибсон надула губки.
— Возможно, — ответил доктор. — Очевидно, именно услышанное в тот день заставило тебя изменить отношение к Роджеру Хемли? Я заметил, насколько любезнее ты стала с ним в последнее время.
— Если хочешь сказать, что я полюбила его так же, как Осборна, то глубоко ошибаешься. Нет, даже несмотря на то, что он сделал предложение Синтии и, возможно, станет моим зятем.
— Итак, ты подслушала: признаю, что мы действительно говорили об Осборне, хотя диагноз требует уточнения, — и в результате изменила отношение к Роджеру. Рассматривая его в качестве непосредственного наследника поместья Хемли, стала относиться к нему куда радушнее.
— А что означает слово «непосредственный»?
— Пойди в кабинет и посмотри в словаре! — посоветовал доктор, окончательно выйдя из себя.
— Я знала, — пробормотала миссис Гибсон, судорожно вздыхая, — что Роджер очарован Синтией. Это все видели. Но пока он оставался младшим сыном, не имея за душой ничего, кроме стипендии колледжа, считала правильным держать его на расстоянии, как поступила бы любая мать с каплей здравого смысла. В жизни не видела таких простофиль и увальней.
— Осторожнее, а то придется проглотить свой язык, когда окажется, что он — наследник Хемли.
— Нет, не придется, — возразила миссис Гибсон, еще не понимая, к чему клонит муж. — Ты раздражен, потому что он влюблен не в Молли, и я считаю такое отношение несправедливым к моей бедной, выросшей без отца девочке. Вот я всегда старалась защищать интересы твоей дочери, как будто она мне — родная.
Мистер Гибсон предпочел не замечать обвинения и вернулся к тому, что считал более важным:
— Хочу знать точно, послужил ли причиной изменения твоего отношения к Роджеру наш с доктором Николсом профессиональный разговор? Стала ли ты поощрять его интерес к Синтии после того, как узнала, что он может унаследовать поместье?
— Полагаю, да, — угрюмо подтвердила миссис Гибсон. — Но даже если так, не вижу повода допрашивать меня, как на суде. Он влюбился в Синтию задолго до этого разговора, и она тоже очень хорошо к нему относилась. Я не вправе вставать на пути у молодых людей, да и какая заботливая мать не воспользуется благоприятными обстоятельствами. Возможно, лишившись любви, Синтия могла умереть: ее бедный отец страдал чахоткой.
— Разве ты не знаешь, что все профессиональные разговоры строго конфиденциальны? Что для меня стало бы глубоким позором выдать медицинский секрет, который я узнал по долгу службы?
— Да, конечно. Для тебя.
— А разве во всех подобных ситуациях мы с тобой не единое целое? Ты не можешь поступить бесчестно, не запятнав позором меня. Но если выдать профессиональный секрет для меня — позор, тогда как назвать торговлю информацией?