Словно что-то почувствовав, Роджер обратился к невестке с каким-то вопросом, за что Молли была ему глубоко благодарна. Эти двое заговорили о чем-то своем, предоставив хозяину и гостье возможность продолжить диалог.
— Крепкий парнишка, правда? — гордо заметил сквайр, гладя малыша по кудрявой голове. — Уже запросто может четыре раза затянуться дедовой трубкой.
— Больше не буду, — решительно заявил мальчик, помотав головой. — Мама не велит: говорит — это плохо.
— Совсем в ее духе, — проворчал сквайр, на сей раз понизив голос. — Ну какой вред от трубки?
После этого заявления Молли поняла, что спорить бесполезно, постаралась перевести разговор на общие темы и до конца ленча расспрашивала сквайра о том, что ему было интересно: о полевых работах, осушении болот, будущем урожае, — даже согласилась посмотреть, как идут работы. Насчет общения с Роджером волноваться не приходилось: он полностью посвятил себя невестке. И все же однажды вечером, когда Эме ушла наверх, чтобы уложить сына, а сквайр задремал в кресле, память внезапно оживила в сознании слова миссис Гуденаф. Молли осталась наедине с Роджером, и далеко не в первый раз, но избавиться от скованности не сумела, отвечать на его заинтересованные взгляды с прежней свободой не получалось. При первой же паузе в беседе она схватила книгу, предоставив Роджеру возможность с раздражением и обидой гадать о причинах столь странных перемен. Так продолжалось на протяжении всего визита. Даже если иногда Молли забывалась и вела себя с прежней естественностью, то постепенно все равно замыкалась, возвращаясь к холодной сдержанности. Роджер с каждым днем все болезненнее ощущал ее отдаление, тяжело переживал, но тем острее желал узнать причину. Эме тоже заметила, насколько скованной Молли становилась в присутствии Роджера, и однажды, не удержавшись, спросила:
— Вам не нравится Роджер? Непременно понравится, когда узнаете, какой он хороший! Очень умный и ученый, а еще добрый.
— Да, я знаю, Мы достаточно давно с ним знакомы, чтобы это понять.
— Конечно, он не такой любезный, как мой бедный муж, да вы ведь и сами знаете. А расскажите мне о нем еще… если не трудно. Вы с ним познакомились еще при жизни его матушки?
Молли прониклась глубокой симпатией к этой маленькой женщине: когда была спокойна, она держалась легко и непринужденно, — но ощущая неопределенность своего положения в доме мужа, относилась к свекру с подозрением, да и он тоже демонстрировал далеко не лучшие качества характера. Роджер мечтал примирить враждующие стороны и несколько раз обращался к Молли за советом, как достичь цели. Пока разговор касался конкретной темы, она рассуждала в унаследованной от отца спокойной разумной манере, но потом снова впадала в ступор. Сохранять напускную замкнутость оказывалось нелегко, особенно после того как ей стало ясно, что такое поведение доставляет Роджеру боль. Молли пряталась в своей комнате и разражалась внезапными рыданиями, желая как можно скорее покинуть Хемли-холл и вернуться в пустое спокойствие родного дома. Однако настроение быстро менялось, и она цеплялась за каждый стремительно пролетавший час, словно боялась пропустить хотя бы миг счастья. Дело в том, что незаметно для гостьи Роджер старался сделать визит приятным, но из-за того, что отношение Молли к нему изменилось, свои идеи реализовывал через домашних. Однажды Эме предложила отправиться в поход за орехами; в другой раз маленький Осборн пожелал устроить пикник на свежем воздухе, потом произошло еще что-то интересное. Молли радовалась как ребенок, но ей и в голову не приходило, что все это придумывал Роджер.
Визит уже почти подошел к концу, когда однажды утром сквайр обнаружил Роджера в старой библиотеке с книгой в руках и настолько погруженного в собственные мысли, что вздрогнул при появлении отца.
— Так и знал, что найду тебя здесь, мой мальчик! До наступления зимы надо бы привести эту комнату в порядок. Для тебя это самое подходящее место, а вот воздух здесь тяжеловат. Может, пройдемся? Посмотришь, не пора ли посеять траву на лугу. Пора выбраться на свежий воздух, а то совсем зачах над книгами. Ничто так не отбирает у человека здоровье, как ученость!
Роджер послушно отправился вместе с отцом на превращенное в луг осушенное болото, и когда отошли на почтительное расстояние от дома, вдруг сказал:
— Надеюсь, ты не забыл, что в следующем месяце мне предстоит вернуться на мыс Доброй Надежды? Ты говорил о ремонте библиотеки. Если это ради моего удобства, то не беспокойся и не трать деньги: меня всю зиму не будет дома.
— И что, никак нельзя отменить путешествие? — расстроился сквайр. — Я так надеялся, что ты вернулся насовсем!
— Мне необходимо завершить работу.
— Но ведь ты там не единственный — могут найти кого-то другого.
— Никто, кроме меня, не сможет закончить исследование. К тому же договор есть договор. Когда я написал лорду Холлингфорду, что должен съездить домой, то пообещал вернуться и отправиться в экспедицию еще на полгода.
— Да, знаю. Ну что ж, тогда, пожалуй, ремонт и правда не нужен. Мне будет трудно с тобой расстаться, как всегда, но для тебя это хорошо.
Роджер покраснел.
— Ты имеешь в виду мисс Киркпатрик… Точнее — миссис Хендерсон? Отец, позволь заверить тебя, что это был опрометчивый, необдуманный поступок, теперь я полностью в этом уверен. Мы совершенно разные люди. Конечно, получив ее письмо — там, на мысе, — я впал в отчаяние, однако сейчас считаю, что все к лучшему.