— Верно! Сразу видно — мой парень! — воскликнул сквайр и горячо пожал сыну руку. — А теперь расскажу, что услышал на днях перед заседанием городского магистрата. Все говорили, что в течение нескольких лет эта особа была обручена с Престоном, но недавно разорвала помолвку.
— Не хочу ничего слышать! Возможно, у нее есть недостатки, но я ее любил.
— Ну, может, ты и прав. Скажи: я действительно очень плохо себя вел с Осборном? Бедному мальчику не следовало так замыкаться в себе и таиться. Если и было у меня заветное желание, то лишь увидеть Осборна женатым на благородной, родовитой, богатой английской леди, а он выбрал эту француженку без роду-племени…
— Неважно, кем она была, посмотри лучше, кем стала! Удивительно, отец, что ты не очарован скромностью и обаянием Эме!
— Даже хорошенькой ее не назову, — буркнул сквайр, опасаясь услышать повторение тех аргументов, которые Роджер часто приводил, чтобы убедить его относиться к невестке с должной симпатией и по праву причитающимся уважением. — Твоя мисс Синтия была очень хорошенькой, вот уж чего у нее точно не отнимешь! Но подумать только: оба моих сына выбрали невест ниже своего статуса и ни один даже не взглянул на мою маленькую Молли! Боюсь, я бы все равно рассердился, но малышка непременно нашла бы путь к сердцу старика, не то что эта французская особа или та, другая.
Роджер молчал.
— Не понимаю, почему бы тебе не обратить внимания на дочку доктора. Я поутих в амбициях, а ты в любом случае уже не наследник. Не думал об этом, Роджер?
— Нет! — категорично отрезал сын. — Слишком поздно, да и к чему. Давай больше не будем говорить о моей женитьбе. Вот этот участок?
Вскоре они уже с увлечением обсуждали ценность осушенной земли и перспективы превращения ее в пастбище. Внезапно сквайр, хоть и поддерживал разговор, ни с того ни с сего спросил:
— Ну а если все-таки постараться?
Роджер прекрасно знал, что имеет в виду отец, однако предпочел притвориться, что не понимает, и лишь спустя некоторое время негромко ответил:
— Не стану даже пытаться, и хватит об этом.
Сквайр сейчас был похож на ребенка, которому не дали понравившуюся игрушку. Время от времени разочарование возвращалось, и тогда он винил Синтию в нынешнем равнодушии Роджера к женитьбе.
Так случилось, что именно в последнее утро в Хемли-холле Молли получила письмо от Синтии в новом качестве: миссис Хендерсон. Почту принесли перед завтраком. Роджер уже ушел, а Эме еще не спустилась. Молли в одиночестве сидела в столовой за накрытым столом, и когда появился сквайр, как раз закончила чтение и тут же с радостью поделилась новостями. Однако стоило ей упомянуть про Синтию, лицо сквайра едва ли не перекосилось, и она была готова откусить себе язык.
— Не хочу о ней слышать, — заявил мистер Хемли. — Ничего и никогда. Она исчадие ада, проклятье для моего Роджера. Сегодня ночью я почти не спал, и все из-за нее. Теперь бедный мальчик заявляет, что вообще не собирается жениться! Жаль, что ни один из моих сыновей не выбрал вас, Молли. Поверьте старику: вы стоите десятка подобных этой ветреной девице. Жаль только, что молодые люди ничего не понимают.
Горестно вздохнув, он отошел к буфету и принялся резать ветчину, пока Молли с трепещущим, но призванным к молчанию сердцем наливала чай. Лишь огромным усилием воли ей удалось сдержать слезы. Сейчас она чувствовала всю двусмысленность своего положения в доме, который прежде считала почти родным. После бестактного замечания миссис Гуденаф и этой речи сквайра, подразумевавшей — по крайней мере, в ее чувствительном воображении, — что он предлагал ее в жены Роджеру и получил отказ, Молли невыразимо радовалась скорому отъезду домой.
Пока она переживала, с прогулки вернулся Роджер, тотчас заметил, что гостья расстроена, и по праву давнего друга пытался выяснить, что случилось. Все последние дни Молли держала его на почтительном расстоянии, словно намеренно исключая возможность поговорить по душам, а сейчас и подавно делала все, чтобы скрыть чувства: поспешно пила чай, нервно крошила тост. Пришлось взять разговор на себя и старательно поддерживать до появления Эме. Девушка пришла, явно встревоженная. Выяснилось, что малыш дурно спал ночью, а сейчас забылся беспокойным лихорадочным сном, и она не могла его оставить. Все сразу заволновались. Сквайр отодвинул тарелку и больше не прикоснулся к еде. Роджер попытался расспросить Эме о подробностях, но она расплакалась и не смогла ничего сказать. Молли быстро предложила не ждать одиннадцати, а подать экипаж немедленно — вещи уже собраны, — чтобы на обратном пути он привез отца. Если выехать сейчас же, можно застать доктора дома после утреннего объезда городских пациентов, пока он не отправился по дальним адресам. Предложение было принято, и Молли пошла переодеваться в дорогу, а когда вернулась, Эме и сквайра не было: малыш проснулся, и мать с дедом бросились к нему, — и в гостиной остался только Роджер, причем с огромным букетом цветов.
— Это вам, — поспешил он произнести, когда, застав его в одиночестве, гостья хотела было выйти. — Я собрал их перед завтраком.
— Спасибо, — поблагодарила Молли. — Вы очень добры.
— Скажите, я все еще могу считать вас другом? — вдруг спросил Роджер, стараясь не замечать, как она напряжена.