— Думаю, да. А вас что-то смущает?
— Скажите честно, как всегда: я чем-нибудь вас обидел или рассердил? Мы ведь чудесно проводили время в Тауэрс-парке.
Голос Роджера звучал так искренне, хотя и грустно, что Молли с трудом удержалась от желания все рассказать: только он мог научить, как правильно себя вести, умел рассеять иллюзии, — если бы сам не был причиной ее растерянности и переживаний. Как передать оскорбительные для любой девушки слова миссис Гуденаф? Как повторить сожаление сквайра и заверить, что она, так же как и сам Роджер, не хочет, чтобы давняя дружба пострадала от мысли о более близких отношениях?
— Нет, Роджер, ни разу в жизни вы меня не обидели и не рассердили, — ответила наконец Молли, впервые посмотрев ему прямо в гляза.
— Верю, поэтому прекращаю расспросы. Не подарите в подтверждение дружбы один цветок?
— Возьмите любой, — протянула весь букет Молли.
— Нет, выберите сами.
В эту минуту в гостиную вошел сквайр, и Роджер взмолился, чтобы Молли не принялась перебирать цветы в присутствии отца, но она воскликнула:
— О, как хорошо, что вы пришли, мистер Хемли! Вы знаете, какой цветок у Роджера любимый?
— Не уверен, но, кажется, роза. Экипаж подан. Молли, дорогая, не хочу торопить, но…
— Понимаю. Роджер, вот вам роза! Как только приеду домой, сразу же отправлю сюда папу. Как чувствует себя малыш?
— Боюсь, начинается лихорадка.
Не переставая рассуждать о внуке, сквайр проводил гостью к выходу. Роджер шел следом и, сам того не замечая, продолжал мысленно задавать себе сложные вопросы: «Слишком поздно? Или нет? Сможет ли она когда-нибудь забыть, что моя глупая любовь досталась особе настолько чуждой?»
А Молли, сидя в экипаже, размышляла: «Мы опять друзья. Вряд ли он вспомнит, что там навоображал себе сквайр и так неосмотрительно предложил. Как хорошо вернуться к прежним простым отношениям! И цветы чудесные!»
Глава 60
Признание Роджера Хемли
Роджер долго смотрел вслед удаляющемуся экипажу, а когда тот скрылся из виду, отвернулся и задумался. Еще вчера он считал, что Молли воспринимает симптомы зарождавшейся любви — на его взгляд, очевидные, — как отвратительную неверность в ответ на непостоянство Синтии, что ей кажется, будто бы привязанность, так быстро перенесенная с одного объекта на другой, ничего не стоит. Именно поэтому холодностью и отчуждением она захотела убить чувство в зародыше. Однако сегодня утром искренность и приветливость вернулись — по крайней мере, перед ее отъездом. Роджер попытался догадаться, что расстроило Молли во время завтрака, даже унизился до вопроса Робинсону, не получила ли мисс Гибсон писем, а узнав, что одно письмо пришло, постарался убедить себя в том, что именно оно послужило причиной ее дурного расположения. Но все плохое уже позади: после невыясненного отчуждения они опять стали друзьями, — только теперь Роджеру этого казалось мало. С каждым днем он все отчетливее сознавал, что Молли и только она способна составить его счастье. Он чувствовал это и раньше, но не смел надеяться, хотя отец упорно навязывал ему тот самый путь, который он хотел избрать. «Незачем „стараться“ ее любить, — говорил себе Роджер. — Любовь уже здесь, в сердце». И все же к новому чувству он относился с ревнивой настороженностью. Достойна ли чистой, искренней Молли та любовь, которую он прежде предлагал кокетливой Синтии? Не станет ли нынешнее чувство насмешкой, повторением прошлого: накануне очередного продолжительного путешествия, да еще если он приедет в Холлингфорд и сделает предложение в той же самой гостиной. Решение пришло естественно и бесповоротно. Сейчас они расстались друзьями (Роджер поцеловал розу, залог дружбы и доверия), в Африке его поджидают многочисленные опасности, которые он представлял теперь куда конкретнее, чем в прошлый раз, и до возвращения нечего даже пытаться завоевать любви больше, чем уже существует. Зато потом, благополучно исполнив миссию и вернувшись героем, он сможет положить победу к ногам той единственной, в ком воплотился идеал женщины. И это было не пустое тщеславие из опасности получить отказ. Если Господь позволит вернуться живым и здоровым, так или иначе он испытает судьбу. А до тех пор будет надеяться. Он уже не мальчик, чтобы бросаться в омут с головой, а мужчина, способный ждать и терпеть.
Приехав домой, Молли первым делом разыскала отца и отправила в Хемли-холл, а потом, как обычно, устроилась в гостиной, где все так напоминало о Синтии, которой так теперь не хватало. Узнав, что дочь написала Молли, а не ей, миссис Гибсон обиделась и принялась ворчать:
— Хотя бы в благодарность за заботу, за приданое могла написать мне.
— Но ведь она и написала: первое письмо было адресовано вам, — возразила Молли, у которой из головы не выходил Хемли-холл, больной ребенок, Роджер и его просьба подарить цветок.