Таким образом, возле фортепиано произошла небольшая перестановка, и Молли оказалась на месте пытки.
— Пожалуйста, отойдите! — обратилась она к Осборну, который возвышался за спиной, намереваясь переворачивать ноты. — Я знаю пьесу и вполне справлюсь сама. А еще лучше продолжите беседу!
Несмотря на ее просьбу, Осборн не тронулся с места и единственный из всех слушателей похвалил ее исполнение. Измученная сложным подсчетом петель, миссис Гибсон уютно задремала в своем уголке дивана возле камина. Роджер внял ее предложению и завел тихую беседу с Синтией, и в результате Молли несколько раз отвлекалась, чтобы взглянуть на пару: занятую рукоделием подругу и склонившегося над ней Роджера.
— Все, закончила! — объявила Молли, перевернув наконец последнюю, восемнадцатую страницу. — Наверное, больше никогда в жизни не стану играть!
Осборна развеселила ее горячность, и он рассмеялся. Синтия что-то сказала в ответ на ее заключение и сделала разговор общим. Миссис Гибсон очнулась, но сделала это изящно, как делала все в жизни, и с такой легкостью вклинилась в беседу, что почти убедила всех, что вовсе не спала.
Глава 25
Переполох в Холлингфорде
Весь Холлингфорд лихорадило: перед Пасхой предстояло много чего сделать. Во-первых, сам праздник требовал новых нарядов, поскольку считалось, что птички с презрением относятся к тем, кто не надевает на Пасху что-то новое, и безжалостно метят старую одежду. Большинство дам предпочитали, чтобы божьи твари видели обновки собственными глазами, а не верили на слово, как пришлось бы в случае носового платка, нижней юбки или другого интимного предмета. По этой причине набожность требовала новой шляпки или нового платья, не удовлетворяясь даже парой перчаток. Накануне Пасхи мисс Роза неизменно получала множество заказов. Кроме того, в этом году благотворительный бал должен был состояться именно в Холлингфорде. Три соседних городка с примерно одинаковым населением: Эшкомб, Холлингфорд и Корхем — били расположены примерно на равном расстоянии друг от друга в вершинах треугольника. В подражание более крупным городам с их праздниками эти три местечка договорились по очереди проводить благотворительный бал в пользу госпиталя графства, и в этом году настал черед Холлингфорда.
Время способствовало гостеприимству, и каждый дом с претензией на благосостояние набился до отказа, а экипажи были разобраны заранее, на много месяцев вперед.
Если бы миссис Гибсон могла пригласить Осборна или Роджера Хемли сопровождать их на бал, а потом переночевать в их доме, или перехватить иного наследника имения, для которого подобное предложение стало бы удобным, то с радостью вернула бы свою гардеробную в прежнее состояние запасной спальни, но устраивать в доме переполох ради дурно одетых женщин, с которыми водила знакомство в Эшкомбе, не считала нужным. Ради мистера Престона стоило бы сделать исключение, если рассматривать его как привлекательного молодого человека и прекрасного танцора, однако помимо этого аспекта существовало еще несколько других. Мистер Гибсон считал необходимым ответить гостеприимством на гостеприимство, оказанное мистером Престоном во время свадьбы, но неприязнь, которую испытывал к джентльмену, не могло преодолеть ни чувство долга, ни даже более достойное чувство гостеприимства. Миссис Гибсон тоже имела к мистеру Престону претензии, боялась управляющего и в то же время им восхищалась, но не отличалась активным злопамятством. К тому же, как заявила сама, неловко являться на бал без джентльмена, а мистер Гибсон так ненадежен! Именно по этой причине, а также решив, что худой мир лучше доброй ссоры, миссис Гибсон стала подумывать пригласить мистера Престона в гости. Реакция Синтии, едва она услышала об этом, удивила и даже поразила. Девушка твердо заявила, что, если мистер Престон появится в доме, она вообще не поедет на бал. Заявление прозвучало с такой спокойной решимостью, что Молли пв недоумении подняла на подругу глаза, но увидела, что Синтия с преувеличенным вниманием рассматривает свое рукоделие, не желая ни с кем встречаться взглядом и что-то объяснять. Миссис Гибсон выглядела недовольной и раз-другой явно хотела о чем-то спросить, но на удивление не рассердилась, как того ожидала Молли, а, понаблюдав за дочерью, заявила, что не готова пожертвовать собственной гардеробной, да и вообще лучше прекратить этот разговор. Таким образом, никто из посторонних не был приглашен на время бала в дом мистера Гибсона, но миссис Гибсон открыто выражала свои сожаления о вынужденном негостеприимстве из-за отсутствия необходимого для гостей жилого пространства.
Другим поводом для необычного пасхального возбуждения в Холлингфорде стало давно ожидаемое возвращение в Тауэрс-парк после необычно долгого отсутствия графской семьи. Мистер Шипшенкс разъезжал по городу на своей толстой дряхлой лошади и договаривался то с каменщиками, то со штукатурами и стекольщиками о необходимости ремонта в принадлежавших милорду коттеджах, чтобы привести их к приезду господ в приличный вид — хотя бы внешне. Граф Камнор владел большей частью Холлингфорда, а те из горожан, что жили в домах других хозяев или в собственных, впали в ужас от грядущего контраста и решили тоже заняться ремонтом, поэтому теперь тротуары загромождали лестницы маляров, так что дамам приходилось пробираться за покупками по самой кромке, придерживая юбки, чтобы не испачкаться. Экономку и дворецкого из Тауэрс-парка тоже теперь часто встречали то в одном магазине, то в другом: они вдумчиво оформляли заказы на поставку лучших продуктов.
На следующий день после возвращения семейства в поместье леди Харриет зашла навестить свою бывшую гувернантку. Молли и Синтия отправились с каким-то поручением матушки, которая предвидела, что леди Харриет непременно нанесет визит именно в это время, и захотела побеседовать с ее светлостью без кого бы то ни было из домашних.
Привет от леди Харриет миссис Гибсон Молли не передала, зато с воодушевлением пересказала множество новостей. В поместье собиралась приехать герцогиня Ментейт с дочерью, леди Эллис. Эта новость стала главной. За ней последовало известие, что также ожидалось прибытие множества джентльменов, причем наряду с англичаними и французов. Конечно, эта новость должна была бы прозвучать в качестве основной, если бы существовала вероятность, что эти джентльмены могли танцевать и служить партнерами на балу, но леди Харриет представила их как друзей лорда Холлингфорда — следовательно, скорее всего бесполезных ученых мужей. И, наконец, на следующий день миссис Гибсон была приглашена в Тауэрс-парк на ленч: записку с просьбой приехать прислала с дочерью сама леди Камнор. Если миссис Гибсон сможет добраться до поместья самостоятельно, то обратно ей будет выделен экипаж.
— Дорогая графиня! Как она добра! — после минутной паузы воскликнула в ответ на сообщение миссис Гибсон с нежной преданностью.
Все дальнейшие разговоры в тот день были окутаны аристократическим флером. Одна из немногих книг, привезенных супругой в дом мистера Гибсона, была справочником в розовом переплете, и в ней миссис Гибсон прочитала: «Герцог Ментейт, Адольфус Джордж…» — и так далее и тому подобное, пока не выяснила все связи и возможные интересы означенной герцогини. Вернувшись вечером домой, мистер Гибсон сразу попал в атмосферу Тауэрс-парка и весело присвистнул, однако Молли уловила в этом деланом веселье оттенок раздражения. В последнее время она начала замечать его чаще, чем хотелось бы. Не то чтобы дочь задумывалась о причинах или сознательно выискивала признаки недовольства: просто слишком хорошо знала и любила отца, чтобы не замечать малейшего разочарования.
Разумеется, была заказана пролетка. Домой миссис Гибсон вернулась во второй половине дня, но достаточно рано. Если ее и постигло пренебрежение графини, она не обмолвилась ни словом, как не рассказала о том, что была вынуждена целый час ждать в утренней комнате без иного общества, кроме старой подруги — экономки миссис Бредли. Затем внезапно вошла леди Харриет и удивленно воскликнула:
— О, милая Клэр! Вы одна? А мама уже знает о вашем приезде?
После нескольких эмоциональных фраз она бросилась искать ее светлость. Та прекрасно все знала, однако не хотела прерывать беседу о приданом с мудрой, исполненной жизненного опыта герцогиней, чтобы вспомнить о терпеливо ожидавшей своей очереди безропотной Клэр — миссис Гибсон. За ленчем ее нечаянно обидел граф Камнор, который, решив проявить особое гостеприимство, громко воскликнул, что для Клэр подали целый обед. Напрасно миссис Гибсон ответила своим нежным голосом:
— О, милорд! Я никогда не ем мяса в середине дня, и вообще за ленчем почти ничего не ем.
Голос ее потерялся, и герцогиня могла уехать с мыслью, что жена доктора обедает рано, то есть если ее светлость вообще снизошла бы до подобных впечатлений. Ведь для этого следовало знать, что в Холлингфорде есть доктор, а у доктора имеется жена — хорошенькая, слегка поблекшая элегантная женщина средних лет, только что отославшая тарелку, так и не притронувшись к блюду, которое на самом деле мечтала отведать, потому что после долгого ожидания страшно проголодалась.