Когда спрашиваешь у человека, не подвергся ли он лет 10 или 15 назад сифилитическому заболеванию, легко забываешь, что опрашиваемое лицо относится к этой болезни психически совершенно иначе, чем, скажем, к обострению ревматизма. В анамнезах, которые сообщают родители о своих нервнобольных дочерях, вряд ли можно с уверенностью различить, что позабыто, а что скрывается, ибо все то, что может впоследствии помешать замужеству дочери, родители систематически устраняют, то есть вытесняют. Человек, недавно потерявший горячо любимую жену, сгоревшую от легочной болезни, поведал мне историю, в которой уклончивые ответы при общении с врачом можно приписать только забыванию такого рода. «Плеврит моей несчастной супруги после многих недель лечения не выказывал признаков улучшения, и мы вызвали для консультации доктора П. Составляя впечатление, он задавал обычные вопросы, включая и тот, известны ли случаи легочных заболеваний в семействе моей жены. Она ответила, что нет, и я тоже не смог ничего припомнить. Когда доктор П. уходил, разговор перекинулся, будто бы случайно, на поездки за город, и моя жена вдруг сказала: “Ах да, и длительная поездка в Лангерсдорф, где погребен мой безвременно почивший брат”. Этот брат умер около пятнадцати лет назад, долго промучившись от туберкулеза. Моя жена сильно его любила и часто мне о нем рассказывала. Тут мне пришло на ум, что, когда у нее диагностировали плеврит, она изрядно встревожилась и мрачно заметила: “Мой брат тоже умер от болезни легких”. Но это воспоминание вытеснялось столь усердно, что даже после своих слов о поездке в Лангерсдорф она не пожелала уточнить те сведения о своей семье, которые сообщила врачу. Я сам осознал этот провал в памяти, едва она упомянула Лангерсдорф». Полностью сходный случай приводит Джонс в работе (1911), на которую я выше неоднократно ссылался. Врач, жена которого мучилась болями в животе, но диагноз никак не получалось поставить, однажды заметил, стремясь ее утешить: «Хорошо хоть, что у тебя в семье не было туберкулеза». Жена страшно удивилась: «Как ты мог забыть? Моя матушка умерла от туберкулеза, а моя сестра излечилась, когда врачи уже от нее отказались!» В ту пору, когда я работал над этими страницами, со мной произошел следующий, почти невозможный случай забвения. Первого января я просматривал свою врачебную книгу, чтобы выписать гонорарные счета, и встретился при этом в июньском разделе с именем М., причем не смог вспомнить соответствующего лица.
Мое удивление возросло, когда я, листая дальше, заметил, что лечил этого больного в санатории и что в течение ряда недель я посещал его ежедневно. Больного, с которым бываешь занят при таких условиях, врач не забывает через каких-нибудь полгода. Я спросил себя, кто бы это мог быть: мужчина, паралитик, неинтересный случай? Наконец, при отметке о полученном гонораре мне опять пришло в голову все то, что стремилось исчезнуть из памяти: М. была 14-летней девочкой и самым трагическим случаем в моей практике за последние годы. Он послужил мне уроком, который я вряд ли забуду, и исход его заставил меня пережить не один мучительный час. Девочка заболела несомненной истерией, которая под влиянием моего лечения обнаружила быстрое и основательное улучшение. После этого улучшения родители забрали девочку от меня; она еще жаловалась на боли в животе, которым принадлежала главная роль в общей картине истерических симптомов. Два месяца спустя она умерла от саркомы брюшных желез. Истерия, к которой девочка имела предрасположенность, была спровоцирована развитием опухоли, а я, поскольку мое внимание занимали шумные, но безобидные проявления истерии, не заметил первых признаков подкрадывавшейся неизлечимой болезни. –
135
А. Пик (1905) недавно свел воедино различные мнения авторов, признающих влияние аффективных факторов на память и готовых, более или менее охотно, считаться с воздействием отвращения на воспоминания. Впрочем, никому пока не удалось описать само явление и его психологическую основу столь же полно и емко, как это сделал Ницше в одном своем афоризме: «“Я это сделал”, – говорит моя память. ”Я не мог этого сделать”, – говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов память уступает» («По ту сторону добра и зла», перевод Н. Полилова. –
136
Эрнест Джонс (1911) привлек мое внимание к следующему отрывку из автобиографии Дарвина, который ясно отражает его научную честность и психологическую проницательность: «В течение многих лет я придерживался следующего золотого правила: каждый раз, как мне приходилось сталкиваться с каким-либо опубликованным фактом, новым наблюдением или мыслью, которые противоречили моим общим выводам, я обязательно и не откладывая делал краткую запись о них, ибо, как я убедился на опыте, такого рода факты и мысли обычно ускользают из памяти гораздо скорее, чем благоприятные [для тебя]» («Воспоминания о развитии моего ума и характера», перевод С. Соболя. –
137
Некоторое время назад один читатель прислал мне томик из серии «Библиотека для юношества Франца Гофмана», в котором сцена спасения едва ли не в точности повторяла мою собственную историю со сном наяву в Париже. Сходство доходило до того, что в обоих случаях использовались едва ли не те же самые выражения! Трудно не заподозрить, будто я когда-то прочитал эту детскую книжку, еще совсем юным. Библиотека в моей школе всегда была готова предлагать ученикам книги из подборки Гофмана в качестве замены иным, «ненужным» умственным усилиям. Фантазия, которую я будто бы припомнил в возрасте 43 лет как созданную кем-то другим и в которой в конце концов признал собственное творение в возрасте 28 лет, могла быть, следовательно, точным воспроизведением впечатления, полученного мною в промежутке между 11 и 13 годами. Ведь, если уж на то пошло, фантазия, приписанная мною бухгалтеру из «Набоба», призвана была всего-навсего подготовить фантазию о моем собственном спасении, осуществить мое стремление отыскать покровителя и патрона, не уязвив при этом мою гордость. Если все так, то любой, кто знаком с деятельностью человеческого ума, сообразит, что в своей сознательной жизни я упорно сопротивлялся мысли о зависимости от кого бы то ни было, а потому едва терпел те немногочисленные ситуации, когда происходило нечто подобное. Абрахам (1922) пролил свет на глубинное содержание подобных фантазий и предложил почти исчерпывающее объяснение их отличительных признаков. –
138
Это первая опубликованная книга О. Ранка.
139
См. работу Бернхейма (1891). –
140
Доброволец, зачисленный на годичный срок службы, с возможностью последующей сдачи офицерского экзамена.
141
В пьесе Бернарда Шоу «Цезарь и Клеопатра» Цезарь, готовясь покинуть Египет, вдруг становится временно одержимым мыслью, что он хотел что-то сделать, но забыл о своем намерении. Наконец он вспоминает, что забыл попрощаться с Клеопатрой. Эта малая подробность призвана показать – причем в ярком противоречии с исторической истиной, – как мало Цезарь в действительности заботился о египетской принцессе. Подробнее см. Джонс (1911). –
142
Женщины с их тонким пониманием бессознательных душевных процессов более склонны, как правило, обижаться, когда кто-либо не узнает их на улице и не приветствует; обычно им не приходит в голову самое правдоподобное объяснение – что обидчик близорук или настолько погружен в собственные мысли, что вовсе ничего не замечает. Они же делают вывод, что их бы наверняка заметили, если бы «питали виды». –
143
Ференци сообщает, что сам однажды «проявил рассеянность», и некий знакомец укорил его за частоту и причудливость ошибок в повседневном поведении. Однако, по его словам, признаки рассеянности почти полностью исчезли, когда он начал лечить пациентов посредством психоанализа и понял, что обязан также использовать эти методы для изучения собственных поступков и порывов. Он полагает, что человек избавляется от ошибок, приучаясь к ответственности. Ференци справедливо утверждает, что рассеянность есть условие, зависящее от бессознательных комплексов и поддающееся излечению через психоанализ. Впрочем, однажды он осознал, что винит себя в технической ошибке, допущенной в ходе анализа. В тот день вообще все его привычки куда-то подевались, и он даже споткнулся несколько раз, шагая по улице (это признак так называемого «ложного шага» в лечении), забыл дома записную книжку, попытался заплатить меньше положенного за проезд в трамвае, неправильно застегнул пуговицы на одежде и т. д. –
ebooksa