— Да воздаст вам Бог! Вы не знаете, как я люблю сына. Потерять его! Единственную радость, детства которого я видеть не могла, которую мне нельзя было ласкать. Жизнь так коротка, страшно подумать, что она пройдёт одиноко, всегда только в грустных надеждах на ребёнка, в слезах.
Старик крутился, задетый за живое.
— А вы бы предпочли, — добавил он, — чтобы он оставался здесь и был, может, схвачен?
— Ведь он и так схвачен! — с удивлением ответила княгиня.
— Да! Да! Но кто знает?
— Что вы хотите сказать?
— Хм! Я этого не знаю, ничего не знаю, но, однако, смекаю. Князь Соломерецкий сердит, беспокоен, стало быть, он не в его руках. Он выехал из Кракова, угрожая и бушуя. Значит, князь Станислав не в его руках.
— А где же он может быть?
— Я не знаю, — прибавил Чурили, пожимая плечами, — но может кто-нибудь из друзей его спрятал, укрыл.
— Из друзей? — с удивлением воскликнула Анна. — Ради Бога, мой старый Чурили, вы с ума сошли. Если друг, неужели я об этом не узнала бы.
— Я ничего не знаю, но я так предполагаю, — молвил старик, — что не сказали бы вам, во-первых, для того, чтобы вы ненароком не открыли тайну.
— Я? Моё дитя! Собственный ребёнок!
— Невольно, — сказал смущённый старик.
— В конце концов, мой добрый Чурили, хотел бы друг так меня мучить?
Шляхтич поправил кунтуш, а скорее подёргал его на себе.
— Я ничего не знаю, — сказал он, — но догадываюсь, что в конце концов — кто знает? — всё будет хорошо.
— Дай-то Боже, — со вздохом воскликнула Анна.
— А если получится, я найду князя, я. Сегодня, сейчас я еду и без него не вернусь.
Старик с недовольством поглядел на сына.
— Если бы он был в Кракове, ему бы угрожали тысячи опасностей. Князь…