Эта вот встреча в одиночку висела над родителями в течение всего дня. Они пошли осмотреть картины Климта, выпили кофе в гондоле карусели. Время немилосердно тянулось. Папа практически не говорил. Над крышами домов торчала колокольня Вотивкирхе.
Старик попрощался в четыре, хотя дорога до места занимала пару минут.
- Любовь, которую переходил, сынок, на вкус, словно остывший обед, который ты ешь из чувства голода, - слышу я.
Мать немного походила по городу. Рождественские огни отражались в лужах, а люди несли бумажные пакеты с подарками. Мать купила какой-то долбанный костюмчик и грохнулась на эскалаторе торгового центра.
Нет, у нее не стучало молотом сердце, не потемнело в глазах, утверждает, что ее попросту придавила печаль.
Лично я считаю иначе. Я думаю о ее приступах дома и на экзамене, опухоль родилась именно тогда и только ожидала себе в голове, невинная, словно большой пальчик ребенка, пока не проснулась через десятки лет и раздолбала мать изнутри.
Люди ее подняли.
Вернулись воспоминания. Мать думала про Юрия, который прилетел из самого Советского Союза, и о находящихся относительно недалеко родителях, к которым она не могла поехать в гости. В отражении на магазинной витрине она увидела постаревшую сумасшедшую тетку.
Только что купленный костюм остался на ступенях, мама вернулась в гостиницу и там кружила между окном, кроватью и туалетным столиком. Проходили часы. Мать присушивалась к стальному кашлю лифта, пыталась не глядеть на часы, часы пялились на нее, и так вот оно и шло.
В конце концов, кто-то постучал. К сожалению, это была Кейт.
Она сообщила, что у нее важная информация для отца, и удивилась, что тот еще не вернулся. Так что они ожидали вдвоем: мать и та корова с губами, словно два склеившихся глиста.
Мне нравится, когда мама плохо говорит о других. Тогда я чувствую, сколько в ней жизни.
Старик вернулся около полуночи, находясь в ауре успеха и недавно переваренного алкоголя. Он схватил мать в объятия и закричал, что все прошло просто великолепно. Потом выпил рюмку рома, выразил не терпящее отлагательств желание переговорить с Кейт один на один, закрылся с ней в туалете и открыл краны в ванне.
Мама сидела в комнате одна, слушая шум воды, а почему не прорвалась к этому клопу вместе с дверью, и вправду сложно понять. Наконец они вышли, Кейт чухнула, а отец опустился на колени и положил голову маме в подол.
- Послезавтра я встречаюсь с Юрием, - шепнул он. – Через два дня все закончится.
Мама поднялась рано и написала письмо дедушке с бабушкой. Старик в это время валялся навзничь и храпел.
Мать утверждает, что письмо содержало эмоциональную херню, и сегодня она не стала бы его писать вообще. Если уж ты сделаешь кому-то зло, то, по крайней мере, не извиняйся.
- Я писала, что приехала бы в Польшу, если бы это было можно, вот только Колю оставить не могла, потому что он был уже как старый бассет-хаунд, растерянный и злой, - расчувствовавшись, сообщает мать, конфета выпадает у нее из пальцев на пол часовни. – Меня печалило то страдание, которое я им принесла, так что написала еще и об этом, потом еще прибавила, что жизнь у меня хорошая и замечательный дом, это чтобы они не беспокоились. Тогда в Вене я бы все отдала, чтобы их увидеть. Написала адрес на конверте и сраз уже отдала почтовому служащему для отсылки, потому что могла бы и раздумать.
От родителей сбежать невозможно, говорит она еще. Мы желаем известной нам с детства любви без каких-либо условий. Родители – это не люди, а тотемы, слышу я; дождь хлещет в окно за витражом, а я представляю себе дедушку и бабушку, выструганных из букового дерева и обвешанных искусственными цветами, как они торчат посреди громадной площадки, между продовольственным магазином и пожарной частью, в кровавом ливне.
ebooksa