- Я ему уже не верила, - подчеркивает мама.
Из виллы им было близко до Редловской Кемпы[48], чуточку дальше ожидал Грот Марысеньки с неплохим видом на Хель и залив. Они бродили по молу в Орлове, где пожилой художник клепал акварельки с яхтами. Отцу было по барабану и это, и даже развалины королевского владения у Колибковского Потока[49], зато долго осматривал районы бассейна на Редловской Поляне. Останавливался и пялился на пляж. Закуривал папиросу. Глаза у него делались стеклянистыми.
Именно здесь он встретил американца.
Тогда, в мае, пляж был теплым, и по нему никто не полз. Собаки гонялись за брошенными палками, рылись в песке. А вдруг среди них был и Лилипут?
Накладываю себе селедки на тарелку, пробило два часа ночи, я же ни сонный, ни уставший, работа до самого рассвета мне известна, и я прекрасно знаю, как все будет: под самое утро я пойду в кровать, не засну, покручусь с бешено колотящимся сердцем, встану, сделаю себе кофе и в первую половину дня даже не буду уставшим: вонючий пот, головокружения, паршивые мысли придут сазу же после обеда и так уже и останутся, вот тогда я буду злым и колючим.
Но писать должен, я даже чувствую, будто бы делаю что-то хорошее, словно бы, стуча по клавишам, я глядел дальше, размышлял яснее, а распыленные мысли нанизываются на веревочку.
Отец близко, он словно бы стоит рядом, будто привидение.
Тем временем, в кухне появляется кое-кто другой. Клара останавливается на пороге, на ней та самая ее любимая пижамка в полосочку, на лице сонные, хмурые глаза. Я уже сижу над компом, рядом тарелка с селедками; я уже не ем из банки, как просила жена, жирные пальцы застывают над клавиатурой.
Ее взгляд мне известен очень даже хорошо, он замыкает Клару в тишине. Жена редко говорит, что лежит у нее на сердце, считая, что я сам обязан догадаться – как правило, я не догадываюсь – но сейчас все по-другому. Я говорю, что скоро закончу и приду в кровать, как и обещал. Ну да, мы же договаривались, я должен был не торчать всю ночь, но материала, который необходимо записать, у меня много, отсюда и задержка, осталась парочка коротеньких фрагментов, и я к ней приду.
- Ты и не заметишь, как я приду. Спи, Клопсик[50], отдохни хорошенько.
Клара не отвечает, хотя знает, как сильно мне нужны ее слова. Она глядит на меня с древней супружеской претензией, знакомой, будто Балтийское море, еще мгновение стоит, после чего закрывает за собой дверь.
Старик брал маму на пикники, в том числе и на один особенный.
У него было два одеяла, подушка и ивовая корзинка, в которую он запретил заглядывать.
Они поехали на Крикулец, где цвел шиповник, и где пугали остатки деревянного домика лесника. Платона с "варшавой" они оставили перед каменным виадуком, а уже оттуда пешком отправились через темный перешеек, по обочине, а дальше – по лесной тропке.
Отец, более серьезный, чем обычно, и более мрачный, разложил одеяла на траве. Подушку пристроил на сосне, где-то на уровне маминой головы. Та стала размышлять, а в чем тут дело, а он, как будто бы в этом не было ничего серьезного, достал из корзинки бутылку, две рюмки, хлеб, зельц и масло.
Мать сидела на одеяле и пыталась расслабиться. А вместо отдыха отец подсунул ей под нос пистолет.
Точнее, он набожно извлек его из пахнущих смазкой тряпок. У пистолета был длинный ствол и рукоятка, изготовленная из дерева, в котором умело были вырезаны якорь и звезда.
ebooksa