Перед входом, на улице Ожешко, ожидал Вацек, в новехонькой "сиренке", окруженный студенточками. С мамой никто не заговорил. Из кабинета, время от времени, доносился отзвук брошенных зачеток. Здание покидали студенты с багровыми ушами и опущенными на квинту такими же носами. Ужас, совершенно естественный перед расстрелом.
Клара как-то рассказывала, что у нее тоже имелся один подобный уебок на ее социологии. Студентки от страха сознание теряли. Мне это непонятно; лично я бы, скорее, трахнул такого зачеткой просто по роже.
Но перед входом страх маму покинул. Что должно быть, того не миновать, подумала она.
Увидав ее, Шолль поднялся из-за стола и застыл, немного похожий на схваченного в силки ястреба-перепелятника, после чего свалился снова на стул. Спросил про развитие органа жевания после родов и про шлифовку зубов под мост; мать начала отвечать, а он прервал ее после пары предложений. Пальцем указал на зачетку.
Он вписал оценку и осторожно толкнул зачетку к маме. Она получила пятерку. Экзамен продолжался буквально пару минут; Шолль не сказал ни слова, а старик дома получил тряпкой по лицу.
Тряпка была мокрой, да еще и свернутой; охотно прибавлю, что старик защищался локтями, что мало чего дало. Мама била его изо всех сил, ведь она сдала бы экзамен и сама, без чьей-либо помощи.
Старая фотография: бабушка стоит на платформе чертова колеса в платье с зашитыми карманами, ногу поднимает высоко, на пальце покачивается башмачок. Ветер лохматит ее волосы, бабушка смеется, словно молодая девушка.
Чистейшая радость, свободная от страха перед неведомым будущим.
- Жалко, что я не знала ее такой, - говорит мама.
Та бабушка, которую мы оба знали, готовила обеды, молола кофе и пересыпала в банку, чтобы дедушка имел с утра свежий и не злился. Чаще всего ее видели с метлой, с тряпкой и с палкой, чтобы сбивать паутину. Колени у нее почернели от мытья полов и от натирания их пастой.
Я помню старушку с широким лицом и пальцами боксера.
- Я боялась, что у меня тоже будут такие же ладони, что я кончу, как она, - рассказывает мать, с явными претензиями к самой себе. Ладони у нее все такие же мелкие и узкие, даже странно, как она удержала пистолет.
После выезда мама посещала дедушку и бабушку где-то раз в неделю. То были короткие и малоприятные визиты. Мать проскальзывала через Пагед, будто вор. Разговоры с родителями шли трудно, топор, пускай и спрятанный, все так же висел в воздухе.
Например, как-то раз бабушка спросила, была ли мама на Пагеде во время их, дедушки и бабушки, отсутствия. Кто-то переколотил одежду в шкафу, напутал в стопках "Пшекруев" и "Пшияцюлек", а самое паршивое – пропала нитка жемчуга. Мать вспомнила Первое Мая. Она поклялась бабушке, что ничего не взяла. Та ответила недоверчивым взглядом и заметила, что у них, похоже, завелись духи.
Чтобы было еще интереснее, те же самые привидения посетили и Дом под Негром. Мать заставала бар открытым, обувь стоящей неровно. На полу в спальне появилось углубление, словно бы кто-то пытался передвинуть кровать. С этим она пришла к отцу. Тот заявил, что все это шутки сверхъестественных сил, только ему было не до смеха.
Бабуля все так же исчезала, иногда даже надолго. Никто не знал, куда она девается. В конце концов, дошло до скандала, когда дедушка столкнулся с соседом. Мужик как раз тащил кроликам в клетку мешок с сеном, он сбросил его со спины и заговорил:
- Что, сосед, не возвращается жонка по утрам и вечерам?
На это дедушка схватил урода за одежду и ебанул ним о стенку так, что даже стекла в окнах зазвенели. Мужик давился и болтал ногами в воздухе. Обувь свалилась на землю. Дед схватил ее и бросил в большую лужу перед домом. Сосед очень даже смешно выглядел, когда шел доставать, а это были элегантные туфли из свиной кожи, привезенные из самой Быдгощи.
Дед все предполагал какую-то тяжкую болезнь; он считал, что роман матери с русским открыл мешок с несчастьями; Бог проклял семью Крефтов и теперь насылает на них чуму; одумайся, дочка.
ebooksa