Матери вся эта болтовня была до одного места, но ей тоже хотелось знать, куда же ходит бабушка. Началось это в марте, а тут июнь заканчивался, вся весна прошла в этой тайне.
В конце концов, мать собралась и пошла через лес к общежитию. И чувствовала она себя просто фантастически, как какой-нибудь шпион, нормальный такой капитан Клосс с курносым носом и в платье в горошек.
Бабушка вышла из здания с сигаретой во рту и с сеткой в руке. Поплелась на автобусную остановку на улице Насыповэй. Мама поспешила за ней, прячась за базой смазочно-топливных материалов военно-морского флота, потом спряталась за будкой с пивом по другой стороне улицы. Она наблюдала за тем, как бабушка разговаривает сама с собой и сражается с ветром, который задувал горящие спички.
Они сели в автобус: одна спереди, другая сзади. Мать боялась, что бабушка ее заметит, и жаловалась на давку.
- Я, благодаря Коле, так отвыкла от толпы и вони.
В центре бабуля вскочила в эскаэмку и вышла только на Вржеще. Она пересекла деревянный перрон и встала возле стройки, застыв с задранной головой, глядя на подъемный кран.
Вечер. Над универмагом и рестораном "Морской" светились неоновые вывески; Анна Валентынович[53] в огромных очках ссорилась с ребенком перед магазином самообслуживания; малыш Янек топал ногами и пищал, что хочет кокосовый орех с пальмы, мать ему объясняла, что этот орех - говно, а не кокос. Бабушка прошла мимо них, не сказав ни слова. Она не знала, кто такая Анна, вспомнила ее позднее, уже в восьмидесятые годы.
Остановилась она чуть подальше, перед мастерской по ремонту радиоприемников; положила сетку на землю, застыла. Рядом стояло еще несколько очарованных типов.
В витрине мерцал округлый телевизор "Нептун". Передавали концерт симфонической музыки, только без звука. Бабушка, словно околдованная, не могла оторвать глаз. Только это она и спасла из мечтаний, из доброты мира.
Она прикладывала ладонь ко рту, и ее глаза вновь принадлежали той восхищенной девушке на чертовом колесе.
-Я хотела ее обнять, - шепчет мама, словно бы бабушка все еще стояла рядом. – Мы постояли бы вместе. До меня быстро дошло, что эти мгновения, этот кусочек мира – это исключительно для нее. А из-за меня ей сделалось бы стыдно, я испугала бы ее. И больше она сюда не приехала бы.
Я даже не знаю, сколько уже написал, я ведь не читаю, не возвращаюсь к началу, просто мчусь, чтобы сбросить эту историю с плеч и вновь жить нормально.
И селедки стали меркой моих усилий.
С тех пор, как я слушаю маму, сижу до утра и записываю ее бредни, сам закинул в рот приблизительно четыре килограмма селедки. Мужики умирают от водки, курева и красного мяса. Клара утверждает, что меня прикончит морская рыба.
И я ничего не могу сделать с тем, что так люблю селедку. Другие любят суши или морепродукты. Я же полюбил эту замечательную рыбку.
Селедка помогает мне думать, любить и работать.
Селедка в соусе "тартар", с яблоками, с лисичками и по-деревенски, селедка с манго, жареная селедка, селедка в масле, сельдь в сметане.
В детстве я тащил мать на пристань и высматривал рыбацкие шхуны. И вот какая-то такая причаливала, а рыбаки в блестящих куртках и глубоких капюшонах, в сапогах с отворотами и жестких от соли свитерах с огромным усилием вытаскивали на берег сети с трепещущим серебром. Селедки цеплялись за ячейки сетки, будто украшения, живые браслеты, более прекрасные, чем сказки Диснея, что мы смотрели на видеомагнитофоне.
Время от времени, как правило – по понедельникам, я еду на рыбный рынок в Первошино и отбираю селедки на следующие дни. Беру соленую и молодую селедку – матье, с большим содержанием жира, чтобы готовить ее в растительном масле и уксусе, копченую и маринованную, которую можно разделывать пальцами, а так же самую обыкновенную, сырую – светлые ломти мяса, оправленные в блестящие драгоценности чешуи.
ebooksa