Короче, мать ожидала психа в пустом кабинете, уже после того, как поликлинику закрыли. Наверняка она курила, над гневным городом заходило солнце. В конце концов, она закрыла кабинет и пошла в сторону остановки городской электрички.
Неподалеку от поликлиники, в высокой, вытоптанной траве валялся поломанный велосипед, а рядом – избитый Зорро. Мать присела рядом с ним. Находящийся в бессознательном состоянии Зорро хлопал глазами из-за маски, он пытался подняться, опираясь на лдонь с разможженными пальцами.
Мама попросила его не подниматься, сейчас она позвонит в скорую, принесет из кабинета бинт и перекись водорода, и они обождут помощи, только пускай Зорро не шевелится, ведь у него может быть сотрясение мозга.
- Оставь меня, - прохрипел тот и отпихнул маму так, что та упала на траву.
Он поднялся – неуклюже и медленно – встал на окровавленных, опухших ногах. Одна рука беспомощно свисала, как у Едунова. Все время он повторял: оставь меня, оставь меня, а в его глазах нарастал дикий страх. Зорро сорвал маску, сбросил плащ, наплевал на них и стал топтать ногами.
У него было усталое лицо судостроителя с верфи, рабочего, совершенно обычное, только сейчас все в слюне, в грязи и в крови. Недавно поставленные коронки посыпались изо рта. Здоровой рукой Зорро махнул в сторону матери, отгоняя ее, словно корову, на прощание еще пнул велосипед и попер по улице Дембовой, лишь бы подальше.
Мама долго сидела возле искореженного велосипеда.
Именно такая она и есть. Что-то давит в себе, крутит и внезапно принимает решение.
На эскаэмке она поехала в Гдыню, там пошла под гору, как обычно, по улице Янка Красицкого, в вечернем солнце и криках чаек. Она видела крышу Дома Моряка и золотые паруса стоящих на рейде судов, размышляла об американце, который свалился неподалеку, а ведь мог и где-то в другом месте; о том, что земля ушла у нее из-под ног, и сама она может схватиться лишь за одного.
Старику, спасителю, надоело ожидать на вилле, так что сейчас он заливался водкой в баре "Под Канделябрами", совсем рядом. Мама знала, где его искать.
Пол был выложен кафельной плиткой, стену перекрывала большая батарея отопления. Женщина за стойкой зашивала рубашку, разливала пиво и ореховый ликер под селедочку, мужики что-то там бухтели, и только старик сидел один-одинешек, опираясь спиной о полки.
Мать его ужасно любила и, наверное, уже немного ненавидела за власть, которую он над нею обрел. И она приготовила речь, в которой собрала эту любовь, ненависть, судьбу Зорро, дедушки и бабушки, русскую курву и гораздо большее. Подойдя к отцу она выдавила из себя только это:
- Я убегу с тобой.
НОЧЬ ПЯТАЯ – 1959 ГОД
Третья пятница октября 2017 года
Матери нет, пропала, ноль. Раньше ничего подобного не случалось.
Приезжаю как всегда, к девяти утра, тютелька в тютельку, несмотря на ремонты и пробки, город послушен, мы изучили друг друга, а мать нагло видит пунктуальность в качестве одного из моих величайших достоинств; она считает, что за это я должен благодарить только ее и никого другого.
Она всегда ожидала с приготовленным угощением, и могу поспорить, что все эти эклерчики, хворост и бутербродики она готовила еще на рассвете.
ebooksa